Никто не следил за арестантами, зная, что выйти из коридора нельзя.Антиной спрятал шарик под кровать. Шарик, казалось, рвался вверх, но Антиной привязал его к ножке. Потом он вырвал листок из своей записной книжки и сел к столу. Глаза его остановились, твердея и углубляясь. Так ловят лупой солнце и, сосредоточив лучи в одной точке, зажигают дерево. И глаза Антиноя вспыхнули, он быстро написал что-то на листке. Это была короткая формула. Потом он приписал несколько скупых слов. Затем осторожно прикрепил листок к шарику и вышел, крадучись, во двор. Прижавшись к стене, он оторвал грузило, и шарик взлетел и скрылся с его глаз. Крадучись же, Антиной вернулся в камеру и тихо улегся в постель. Но спать он не мог. Его судьба была вверена капризному шарику и летела сейчас над домами.На другой день Антиной был очень бледен.Вечером, проходя мимо Стиба и Сидонии, с недоумением взиравших на него, Антиной шепнул:— Ложитесь, не раздеваясь.Ночью в дверях своей камеры стоял, прижавшись к стене, Антиной и ждал. На двор спустился шарик с привязанными к нему тремя другими. Добравшись до них ползком, Антиной схватил их. Они были упруги и почти тяжеловесны. Антиной осмотрел их и скрылся в доме. Он вошел к Сидонии и сказал ей:— Идем.Она покорно встала и пошла за ним. Она любила и не расспрашивала. Они вместе вошли к Стибу. И ему Антиной сказал:— Идем.— Куда?— Не знаю. Во всяком случае — на свободу.— Но как?— Вы увидите. У вас есть вода? Намочите носовые платки и закройте ими нос и рот.Они вышли в коридор. Антиной шел впереди. Он подошел к оконцу, за которым стоял часовой, посмотрел, закрыл оконце собой и постучал. Часовой медленно открыл дверь и, держа саблю вытянутой, не видя Стиба и Сидонии, грубо спросил:— Что надо?— Я бы хотел поговорить с отцом, — ответил Антиной.К двери сейчас же подошел весь караул этого коридора. Антиной сделал неуловимое движение одной рукой, которую он спрятал за спиной, держа в ней пойманные сегодня шарики. Другую, с носовым платком, он поднес к лицу. Часовые в полном составе вдруг закачались и медленно опустились на пол. Некоторые даже захрапели. Антиной подошел к начальнику караула, тронул его ногой и достал ключи из его кармана.Они вышли на улицу. Антиной бросил сморщенные пустые шарики.— Сонный газ, — рассмеялся он, отнимая платок от лица. — Моя формула была правильна.Шофер, залезший под автомобиль на другой стороне улицы и, казалось, забывший весь свет в своем усердии, быстро выкарабкался, вскочил на сиденье и подъехал к Ангиною. Наблюдавший его работу человек, в котором Том и Рамзес сразу признали бы каменщика, вскочил на сиденье рядом ' с шофером. Антиной открыл дверцу, и беглецы сели в закрытый автомобиль. Автомобиль бешено рванулся и понесся.Ехать было трудно. Несмотря на условную ночь, улицы были ярко освещены. На тротуарах толклись бесчисленные пешеходы. В воздухе стоял непрерывный гул.Антиной внимательно наблюдал непривычное движение из-за занавесок. Он спросил в трубку:— В чем дело?Каменщик взволнованно ответил:— Стране зеленых солнц объявлена война. Антиной изменился в лице. Потом он посмотрел на свой хитон, на костюмы своих спутников и еще раз крикнул в трубку:— Есть во что переодеться?— Под сиденьем, — коротко ответил каменщик. Антиной достал скромные плащи и набросил их на себя и на плечи спутников.Количество автомобилей и прохожих было так велико, что шоферу пришлось сильно замедлить ход. Везде развевались флаги, трехцветные значки торчали в петлице у каждого. Прохожие останавливались и оживленно беседовали друг с другом. Рестораны, кабачки, пивные торговали вовсю. По улицам шаталось невероятное количество пьяных. Мальчишки, охрипнув, носились с вечерними выпусками газет и кричали. Кое-кто бросал шапки в воздух. Полиции на улицах было втрое больше, чем обычно.Шоферу приходилось тормозить все чаще. Казалось, не было никакой возможности выбраться из этой каши.Перед самой площадью их остановил полицейский, управляющий движением. По площади шла манифестация. Забыв, что их могут узнать, беглецы высунулись в окна. Тысячи людей со знаменами наводнили огромную площадь.— Ура-а!Это шли потребители. В грязных оборванных костюмах, с усталыми лицами — ведь они манифестировали, оторвавшись прямо от работы, — с горящими глазами, они чувствовали себя господами положения. Шумные улицы, толпы опьяняли их так же, как вино. Их разгоняли раньше, когда они появлялись на хороших улицах втроем, впятером, даже если они приходили только поглазеть, их преследовали, и они не понимали, что их просто боятся. А сегодня они шли густой толпой, им нечего было стыдиться, их встречали восторженно, и полицейские отдавали честь их знаменам. И они шли, измученные, усталые, грязные, оборванные, шли, шатаясь и падая, и глаза их горели, кулаки сжимались, сердца стучали, и они вопили истошными голосами:— Ура! Да здравствует!Кто и что — они плохо разбирались в этом, да и не все ли равно им было. Можно кричать, и за то спасибо. А война? Война — это завтра, стоит ли думать сегодня обо всех ее ужасах?Лицо Антиноя исказилось от боли, когда он смотрел на толпы манифестантов. Каменщик сжимал кулаки и, как затравленный, оглядывался по сторонам.— Боже мой, — простонал Стиб. — В Атлантиде война, а я не могу даже составить корреспонденцию!Антиной, тоже высунувшийся из окна, опомнился и оглянулся.— Зато нас каждую минуту могут арестовать, — ответил он. — Стража давно проспалась, и нас, наверно, уже ищут, а мы теряем здесь время.Толпа вдруг остановилась. Сильный отряд полиции оттеснил ее и занял площадь. Часть отряда рассыпалась по тротуарам, приближаясь к автомобилю беглецов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73