М. Гогиберидзе). Вспомним отрывок из молитвы Автандила — и это станет совершенно ясно:
Он молился: «Бог могучий, бог земель и неба жгучий,
Ты пошлешь порою тучи. Ты пошлешь порой лучей.
Царь ты царств неизреченный, непонятный, неизменный,
Дай быть твердым в муке пленной, вождь сердечных всех речей.
В руствелологии отмечен ряд случаев, когда Руставели, обращаясь к богу, явно следует за христианской литературой, в которой издавна был выработан особый поэтический язык для этой цели.
Однако именно тот факт, что в поэме действуют герои магометане, свидетельствует не об отказе поэта от христианства вообще, а о его веротерпимости, которая, как уже отмечалось выше, была обусловлена определенным политическим направлением грузинского государства того времени. Настроение, свободное от религиозного партикуляризма, придающее «Витязю в барсовой шкуре» весьма своеобразный оттенок, давно уже было замечено в руствелологии (напр., его отмечал в 1912 г. редактор английского перевода Оливер Уордроп).
«Витязь в барсовой шкуре» является неопровержимым документом, свидетельствующим о глубокой философской образованности автора. Шота Руставели прекрасно знаком с греческим неоплатонизмом, этим наследием греческой античной философии в средневековом мире, который и в Грузии имел блестящих представителей. Н. Я. Марр в специальной работе, посвященной одному из выдающихся грузинских философов Иоанэ Петрици, которого он считал неоплатоником, отмечал, что грузины в X-XI вв. в области философии занимались исследованием тех же вопросов, которыми интересовались мыслители передовых христианских стран той эпохи как на Востоке, так и на Западе; грузины отличались от европейцев тем, что в те времена они ранее других откликались на новые направления философской мысли и работали во всеоружии образцовой для своего времени критики непосредственно с греческими подлинниками.
Автор «Витязя в барсовой шкуре» хорошо знаком со столь нашумевшей впоследствии в Западной Европе ареопагитической христологией (по гипотезе Нуцубидзе-Хонигмана, автором этой последней был деятель V века Петр Ивер). Явные факты знакомства автора «Витязя в барсовой шкуре» с ареопагитическими сочинениями мы обнаруживаем не только в виде сходства отдельных терминов, а и при отображении самой небесной иерархии (в поэме засвидетельствован и автор ареопагитических книг). Шота Руставели проявляет и близость к предшествовавшим ему «грузинским неоплатоникам», — в частности — выдающемуся грузинскому философу Иоанэ Петрици (Ш. И. Нуцубидзе). Он упоминает и восхваляет бога словами, какие были приняты в грузинской христианской литературе, но все же по своему основному направлению стоит ближе к христианскому неоплатонизму и в философском аспекте рассуждает о «земных» или «потусторонних» вопросах человеческой жизни.
Достаточно вспомнить имеющее глубокое философское содержание письмо Нестан к Тариэлю из Каджетскои крепости, чтобы это положение стало ясно:
Помолись за меня богу, может, он избавит меня от бремени мирского,
От слияния с огнем, водой, землей и воздухом.
Пусть даст он мне крылья, я улечу и обрету желанное,
День и ночь буду созерцать сияние лучей солнца!
(Подстрочный перевод С. Иорданишвили)
Здесь явный отголосок проистекающего еще из античной философии учения о четырех элементах (Эмпедокл, V в. до. н. э.), которое в своеобразной форме вошло в неоплатонизм и христианство. Мир «блеска солнечного сияния» — не просто рай библейского христианства, а мистический мир, созданный философией религии. Руставели глубоко знаком как с неоплатонической, так и с христианской философией или теологией, на чем отчасти зиждется его мировоззрение.
Однако не следует забывать, что Руставели иначе смотрит на те проблемы, которые выдвинуло христианство (так же, как и вообще монотеистические религии, — конечно, с различными вариациями). Руставели чужды основные мотивы, которыми проникнуто христианство. Размышления о спасителе, о первородном грехе и о тщетности и суетности земного бытия для Руставели — преодоленная проблема. Так же преодолены им явно аскетические настроения неоплатонической философии (неоплатонизм справедливо называют философией смерти). Руставели смело поставил совершенно оригинальную для средних веков проблему места и судьбы человека в земной жизни и дал ей поистине ренессансное решение. И правда, не говоря уже ни о чем другом, сама постановка этой проблемы уже представляла собой игнорацию официальной религии. Ш. И. Нуцубидзе отмечает: «Конечно, в „Витязе...“ воспевается и рыцарство и любовь, но это не есть все, что служит в поэме предметом художественного изображения... Человек, его судьба, его жизнь — вот основная тема этой гуманистической поэмы раннего возрождения».
Шота Руставели — великий певец жизни, земного счастья человека. Человек рожден для борьбы и для победы в этой борьбе. Земля создана «беспредельной, многоразной, в разном цельной» для того, чтобы человек наслаждался ее красотой. Правда, человек может столкнуться с препятствиями и даже с тяжелыми страданиями, ниспосланными судьбой, но все это — временно, преходяще, все это вызвано «коварным мгновенным миром», правда, человеку помогает бог, который не даст ему погибнуть, но активная деятельность самого человека — важнейшее условие победы. Человек не должен смиряться в беде: «Что это за храбрец, если он не преодолеет горестей». Мужественному человеку подобает терпеть, сносить все горести. Человек, обладающий разумом и героическим духом, до конца испытает себя самого:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74