Ум безумен, — закипай.
Но в тиши и в боли крика сохраняй ты стройность лика.
Не растрать всю силу дико, и гори, но не сгорай.
Чтоб добиться нашей цели, чтобы весть принесть веселий,
Год прошу с одной неделей. Я вернусь в цветенье роз.
И сюда в пещеру это ликованье снов и цвета
Донесет огонь привета. Вздрогнешь. Чу, залаял пес.
Превзойду ли меру срока, ты же будешь одиноко
Ждать меня, — в том воля рока, это значит — умер я.
Это будет указанье, что захочешь, — дли рыданья.
Или бросься в ликованье. Как захочет мысль твоя.
Может быть, бужу печали? Ты — один, я в чужедали.
Корабли ведь изменяли. Конь споткнется на скаку.
Как узнать, где ждет потеря? Нет чутья, нет глаза зверя.
Бог решит. И в бога веря, я вступаю здесь в реку».
Он промолвил: «Продолженье слов — одно лишь утомленье.
Для чего тут рассужденья? Нет вниманья, смысла нет.
Если друг не за тобою, ты иди его стопою.
И в конце, — что скрыто тьмою, станет явным, видя свет».
А когда все будет явно, и увидишь ты подавно,
Как здесь трудность своенравна, хоть блуждай иль не блуждай.
Я снесу безумья бремя, хоть стучит мне молот в темя.
Но, коль смерть придет в то время, как скажу тебе: «Прощай!»
Завершилось говоренье. Клятвы — снова повторенье.
И в равнину их стремленье. Каждый стрелы взял и лук.
Настреляли там дичины. Но в сердцах туман кручины.
Уж остался день единый. Завтра — врозь, и больше мук.
Ты, что с словом песнопений по тропе идешь мучений, —
Как быть сердцу в миге рдений, коль без сердца сердце то?
Если сердцу — весть разлуки, это нож, он режет руки, —
В смерть уводят эти звуки. А без пытки был ли кто?
Утро, бледными лучами, застает двоих с конями.
Дева с ними. И слезами взор блеснул, бежит ручей.
В смутных ликах цвет жасмина. Их зовет к себе равнина.
Эти львы, чье горе львино, поспешают в мир зверей.
Покидают путь пещерный. Крик печали — звук безмерный.
А Асмат, сестры их верной, плачет жалоба вдвойне:
«Кто вам плакальщицей будет? Львы! Вас песня не забудет.
Солнце — звезды гасит, нудит быть во тьме. О, горе, мне!»
Так скорбит она в печали. Вот «Прости!» они сказали.
Вместе к морю путь держали. Побережье — вот оно.
Вновь проводят время ночи. Делят пламя. Ночь короче.
О разлуке плачут очи. Все скорбеть им суждено.
К Тариэлю Автандила таковое слово было:
«Слезы сохнут. Грудь остыла. Не пойму я, почему
Так Фридон тобою оставлен. К солнцу путь там будет явлен.
Будет мною он восславлен. Покажи тропу к нему».
Тариэль без промедленья указует направленье.
«Там Фридон», — его реченье. — «Все иди ты на Восток.
Вплоть до берега морского. Коль увидишь дорогого,
Так вот брата — ласки слово. Помнит брат, хотя далек».
Вот козла они убили. Как поешь, так будешь в силе.
За собою потащили. Разложили там костер.
И поели, сколь возможно. Было древо страж дорожный.
У корней их сон тревожный. Груб, судьба, твой приговор.
Вот заря горит жемчужно. Встали. Им расстаться нужно.
Сердце с сердцем плачет дружно. Что слова, когда — уж путь.
Как слова перекликались! Как они там обнимались!
Долго, тесно прижимались, у разлучных, с грудью грудь.
Были вздохи сожаленья, лиц ногтями пораненья.
И уж розно их стремленье, тот назад, а тот вперед.
Проезжают тростниками. Достают пока глазами,
Кличут скорбно голосами. Ах, тут солнце станет лед.


26. Сказ о том, как отправился Автандил к Фридону, когда он встретил его в Мульгхазанзари


Мир прискорбный. Рок бессонный. Что ты крутишься, взметенный?
Чем ты вечно огорченный? Кто уверует в тебя,
Тот, как я, поймет мученья. Стой! Куда ты мчишь стремленье?
Вырвешь, вырастив, растенье. Все ж нас видит бог, любя.
Автандил, в скорбях разлуки, воздымает к небу руки.
Вопль его исполнен муки. «Кровь лилась, бежит опять.
Так же трудно расставанье, как и в небе нам свиданье.
Меж сердцами отстоянье. Сердцу сердце не понять».
Плачет. Звери полевые жадно слезы пьют живые.
Он не в силах огневые пытки сердца превозмочь.
Тинатин в его печали. Скорби душу укачали.
Розы губ кристалл встречали. День печальному как ночь.
И коралл его тускнеет. Роза вянет и темнеет.
Как лазурный камень млеет то, что было как рубин.
Путь уходит, сер и пылен. Смертный страх над ним бессилен.
Молвит: «Мрак кругом могилен. Гаснет солнце средь равнин».
Молвит к Солнцу: «Лик прекрасный. Тинатин ты образ ясной.
Оба мир счастливить властны. По лугам струите свет.
Я в безумии туманном, и с упорством непрестанным
Взором — с ликом тем желанным. Что ж я вами не согрет?
Солнца нет, — зима как в дыме. Я ж с двумя расстался ими.
Так печалями какими полон дух, придя на срыв?
Не страдают только скалы. Я же весь в тоске усталой.
Нож не лечит раны алой, причиняет лишь нарыв».


И до неба восклицая, к Солнцу вопли обращая,
Кличет: «Солнце! Власть живая! Ты, кем светит каждый край,
Ты, в лучах непобедимый возноситель и хвалимый,
Дай мне быть с моей любимой, день мой в ночь не обращай.
Ты, Зуаль, звезда томленья, дай мне слез и дай мученья,
Черной тенью огорченья сердце скорбное закрой.
Грусть пусть ляжет, с грудой груда, точно тяжесть на верблюда.
Но скажи к моей отсюда: «Не покинь его. Он твой».
О, Муштхар, ты правосудный, ты благой судья, хоть трудный,
Так приди же в час мой судный, сердце с сердцем рассуди.
Не теснименя узором, круто свитым приговором.
Не удвой удар, которым я уж ранен ей в груди.
О, Марикх, планета мщенья, ты копьем без сожаленья
Проницай меня, чтоб, рденье крови зная, был я ал.
Как терзаем я скорбями, расскажи, скажи словами,
Чтобы знала, как, ночами, знаешь ты, каким я стал.
Аспироз, звезда леченья, дай немного облегченья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74