Служба первая, — тоска,
Нежеланье отдаленья, и вторая — щедрость, рвенье,
Третья — с другом путь, стремленье, хоть дорога далека.
Но к чему нам длить беседу? Сократим ее. Я еду.
И не дам возникнуть следу. Сердце так лишь излечу.
А теперь, пока — с тобою, укрепись своей душою,
Был во всем научен мною, и еще я научу.
Пред владыками вниманье, это первое деянье.
Смелость выяви и знанье. Все пусть точно видит взор.
Да увидит всякий, кто ты. И о доме пусть заботы
Не впадут никак в темноты, — был ты светел до сих пор.
Враг грозит, — не будь беспечным. Щедрым будь с односердечным.
Кто же будет двуконечным и неверным, — убивай.
Да не знает власть утраты. Если я вернусь, богатой
От меня дождешься платы. Служба помнится. Прощай».
Вняв приветствие прощанья, Шермадин, сдержав рыданье,
Вскликнул: «Как же тоскованье здесь я вынесу один!
В сердце сумрак водворится. Дай с тобой не разлучиться.
Если где беда случится, я слуга, ты господин.
Кто слыхал, чтоб так далеко витязь ездил одиноко,
Пропадал бы так без срока, сам в скорбях, берег — слугу?
Мня, что ты погиб там где-то, как здесь быть, не видя света?»
Витязь молвит: «Тщетно это. Взять тебя я не могу.
Плачь не плачь, но невозможно. Любишь ты меня неложно.
Дай отбыть мне бестревожно. Так велит моя стезя.
Эту вынеси потерю. Дом кому же я доверю?
Я тобою верность мерю. Взять тебя нельзя. Нельзя.
Должен, если я влюбленный, быть в тоске отъединенной.
Кто же, в сердце пораженный, не скитается один?
С кем любовь, пред тем дорога. В путь, блуждать, и ведать много
Дней тоски по воле бога. Не борись с игрой судьбин.
Буду я с тобой в разлуке, — ты люби меня без муки.
Враг не страшен. Сильны руки. Приказать нельзя рабам,
Сам, как раб, себе, ликуя, без печали послужу я.
Смелый дышит, не тоскуя. Будит в нем боязнь — лишь срам.
Я не старец тот сугубый, что свои утратив зубы,
Огурцы сбирал, да грубы оказались для него.
Умереть за друга мило. Солнце путь благословило.
С ней расстаться трудно было. Все иное ничего.
И возьми, вот завещанье. В нем Ростэну указанье,
И мольба, чтоб он вниманье царски выявил тебе.
Коль умру, черта предела. Не убей себя: то дело
Сатаны. Удар свой смело встреть. И плачь. И верь судьбе».


21. Завещание Автандила, посланное царю Ростэвану при тайном отбытии его


Сел писать он завещанье, столь прискорбное писанье:
«Царь! Прости непослушанье. Огнь зажегшего в крови
Я ушел искать. В разлуке с ним не в силах быть я.
Муки Сердце — слово здесь поруки. Лик мне божеский яви.
Знаю я, мое решенье в этот час есть дерзновенье,
Но его без осужденья примешь в днях. Есть зов? Спеши.
Жертва другу — власть закона. Царь, воспомни мысль Платона:
«Ложь двуличья — порчи лоно и для тела, и души».
Ложь — источник злоключенья. Бросить друга? Униженье.
Ближе друг, в огне сцепленья, чем рожденный в братстве брат.
Что мне мудрые, их знанье? Друг, так к другу и в скитанье.
Это путь для ликованья воинств Света, их громад.
Глянь в апостольское слово о Любви, ключе живого,
Как там хвалят, вновь и снова: «О, Любовь возносит нас».
Что любови есть чудесней? То припев священной песни.
Каждый светлый с ней кудесник, загоревшись в первый раз.
Он, творец мой, он, который мною вражеские хоры
Поразит, подмогой спорой явит малое ничто.
Закрепяющий границы, бог, в мгновение зеницы,
Сто сведет до единицы, и один вдруг будет сто.
Что без божьего хотенья может видеть совершенье?
Если нет лучей горенья, где фиалка? Розы нет.
Что красиво, то любимо, глаз влечет неотразимо.
Без него, как в мраках дыма, как же буду, зная свет.
Гнев узнав негодованья, ты прости мне ослушанье,
В ковы взять зачарованья, не ослушаться не мог.
Не уйти в тот миг стремящий — быть душой в печи горящей.
Где не быть, что горы, чащи, если волю я сберег?
Не поможет тоскованье. Слез бесплодно проливанье.
Если свыше приказанье, не свершить его нельзя.
Наши предки завещали нам борьбу и гнет печали.
С богом разве в бой вступали те, кому чрез плоть стезя?
В чем господне предрешенье обо мне, придет в свершенье.
Сердце, после возвращенья, уж не будет здесь золой.
Ты да светишь, величавый, в многосвете пышной славы:
Он мой свет, и нелукавый с ним порыв сердечный мой.
Это, царь, мое решенье. Смерть мне, если кто реченье
Может молвит осужденья. Не скорби об этом дне.
Не могу я быть ни лживым, ни в свершении трусливым.
В вечном, взглядом прозорливым, он в лицо посмотрит мне.
Память в друге свет в потомство. Ненавижу скопидомство,
Ложь, измену. Вероломство не свершу и для царя.
Это было бы бесстыдно. И подумать так обидно.
Где ничтожней долю видно — запоздать, колеблясь зря?
Что случиться может хуже — смертный страх увидеть в муже?
В бой пошел, так почему же ведать страх? Кто враг, тот враг.
Не всегда ж дышать фиалкой. Кто труслив, тот в доле жалкой,
Точно женщина за прялкой. Слава лучше всяких благ.
Смерти узкая тропинка не задержка, не заминка.
Дуб пред ней, или былинка, слабый, сильный, — скрутит нить.
Перед ней никто не правый. Юный, старый, скосит травы.
Лучше смерть, но смерть со славой, чем в постыдной жизни жить.
Атеперь, о, царь, с опаской говорю. Не тешу сказкой —
Смерть с мгновенною развязкой ждет всегда нас в тишине.
День и ночь в одно свивая, вдруг приходит роковая.
Коль умрешь ты, жизнь немая будет быстрой зыбью мне.
Если это воля рока, что умру в пути до срока,
Сиротой, один, далеко, вне родной страны моей,
Неоплаканный родными, не одетый в смерти ими,
Ни друзьями дорогими, сердцем нежным пожалей.
Велики мои владенья. Кто их взвесил? Нет счисленья.
Дай же бедным сбереженья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74