Не веря своим глазам, я преградил путь Бикоффу.
- А, и тебя они нашли, писатель, - безрадостно констатировал он. -
Видишь, какая петрушка получилась? Хотел ты написать про победу, а
придется - про побежденных... Или будешь из пальца высасывать, как смелые
и тупые спецназовцы с блеском выполнили ответственное задание. Тебе ведь
не впервой врать, писатель?
- Но ведь... послушай, Евгений, - сказал я пересохшими губами, - я же
выполнил это задание!.. За вас - выполнил! А вы... вы что, совсем ничего
не помните?
- А что мы должны, по-твоему, помнить? - осведомился лейтенант.
- Как же так? - Я окончательно растерялся. - Шла война... И вас
всех... до одного... Я же своими глазами видел!..
- Ты что - рехнулся? - грубовато спросил Бык и, не дожидаясь моего
ответа, сказал: - Да брось ты сочинять свои фантазии!.. Пошли, парни!
И они, обтекая меня, проследовали дальше. Канцевич с сожалением
оглядел меня с ног до головы и что-то шепнул на ухо португальцу.
Меня заперли в тесном, полутемном помещении без окон. Хорошо еще,
догадались поставить туда стул, чтобы не жестко было сидеть на бетонном
полу.
Через час, а, может, и через два дверь моей "темницы" отворилась, и
ко мне в гости пожаловал не кто иной, как субкоммандант Ченстохович
собственной персоной. К этому времени я уже успел оправиться от
психологического ступора и даже пришел кое к каким выводам.
- Ого, - сказал я вместо приветствия. - Сам господин субкоммандант
ради моей скромной персоны бросает все свои важные дела и посреди ночи
прилетает, так сказать, в тыл врага!
- Перестаньте иронизировать, Рамиров, - ответствовал он.
Солдат внес мягкое кресло (и где только они умудрились раздобыть его
в полевых условиях?), каким-то образом сделал ярче освещение и удалился.
Ченстохович опустился в кресло и не спеша, с наслаждением закурил
необычайно ароматную сигарету.
- Верите ли, с утра на ногах, - пожаловался он. - Присесть было
некогда... Разве при такой жизни наживешь брюшко, которое по штату
положено генеральским чинам?
Я молчал, и он не стал больше ерничать.
- Ну, что стряслось? Рассказывайте.
- О чем? - удивился я.
Глаза моего собеседника сделались непроницаемо черными.
- Хотя бы о том, что побудило вас, мирно - я бы даже сказал,
пацифистски - настроенного журналиста, вмешаться в выполнение группой
десантников учебного задания, при этом покалечить нескольких милитаров
"южных", оскорбить... гм... действием заместителя командира ракетного
полка и, вдобавок, полностью игнорировать указания всех посредников,
которые были свидетелями ваших разнузданных действий... Что произошло с
вами? Неужели вы до такой степени ненавидите армию и всех, кто в ней
служит?!
- Вот вы говорите, что я ненавижу армию, - сказал я. - Я ненавижу
войну, господин субкоммандант, а между этими понятиями - большая
разница... И у меня есть свои причины ненавидеть войны.
Я снял с шеи и протянул субкомманданту свой старенький солдатский
медальон.
- "Девятнадцатый особый отряд", - прочитал вслух Ченстохович,
вглядываясь в полустертые буквы. - "Рядовой Ян Рамиров... контузия третьей
степени... ранение четвертой категории... ожоги"...
Он не стал читать до конца все, что там было написано - а написано
там было многое. Он сжал медальон в кулаке и, не глядя на меня, глухо
обронил:
- Что ж вы мне сразу не сказали тогда, у штаба?..
Я скромно потупился.
- Где вас контузило? - спросил субкоммандант, будто это было для него
очень важно.
- Под Рембоем, в июне двадцать первого... При попытке прорваться из
окружения...
- Я помню, - прервал меня он и закурил уже третью по счету сигарету с
момента своего появления. - И часто с вами бывает... такое?
- Да нет, - честно признался я. - Поэтому я ничего и не сказал вам
раньше. Зачем зря ворошить прошлое?
Он молчал.
- Скажите, господин субкоммандант, много ли бед я натворил? -
пробормотал я. - То есть... многих ли я убил сейчас?
- Убил? - повторил он удивленно. - Нет, Ян. На этот счет можешь быть
спокоен... Но некоторых ты ушиб весьма прилично, двое сейчас - в
реанимации, остальные - в медпункте...
- И что мне за это будет?
- Благодарность тебе будет... за содействие вооруженным силам в
выполнении поставленных задач! Нет, я серьезно... Направим в редакцию
благодарственное письмо за моей подписью. Или красивый диплом оформим...
- А как же ущерб, нанесенный мной? - ехидно поинтересовался я.
- Что - ущерб? - махнул рукой субкоммандант. - Спишем... В конце
концов, на учениях допускается определенный процент... пострадавших. Ведь
армия - не школа бальных танцев, и учить солдат надо по-настоящему, без
каких-либо скидок, верно?
- Не надо никаких благодарностей и дипломов, - с трудом двигая
губами, возразил я. - Только медальон верните - я его своим внукам завещаю
как память о войне...

ЯН РАМИРОВ, ШТАТНЫЙ СОТРУДНИК ЮНПИС (ПРОДОЛЖЕНИЕ)
- Кстати, вернул он тебе твой медальон? - полюбопытствовал Брилер.
- Конечно... Зачем он ему?
- Тогда давай его сюда, - деловито приказал Дефорски.
- А в чем дело?
- Узнаешь, - сказал Брилер, успокаивающе хлопая меня по плечу. -
Скоро все узнаешь, Ян.
Я положил на стол коробочку медальона и подошел к окну, хотя меня так
и подмывало посмотреть, зачем это он им понадобился.
Кабинет Брилера располагался на сто девятом этаже, поэтому смотреть
из окна было так же, как из кабины вертолета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89