Я не помнил, каким образом подцепил ее вчера. Судя по обстановке, мы находились в какой-то дешевой ночлежке.
– Просто я – кустарь-одиночка. – Я, кряхтя, оторвал свое измученное тело от продавленного ложа и направил его туда, где должен был быть санузел.
– Я изготавливаю баклуши любого размера и на любой вкус, – продолжал я, уже выйдя из ванной, где по-мазохистски подержал голову под струей ледяной воды (сразу полегчало!). – По тридцать восемь штук в день.
– Тогда ты должен мне показать самые лучшие образцы, – с серьезным видом сказала Рола, и ее ответ пришелся мне по душе.
Позже, когда мы уже сидели на террасе кафе на Тридцать Пятой улице, она призналась:
– Знаешь, в детстве я хотела стать колдуньей. Я изобретала волшебные заклинания, которые должны были заставить людей слушаться меня. Текст заклинаний был оригинальным. Я залезала в домашнюю аптечку, брала оттуда лекарства и выписывала их названия. Между прочим, совсем недурно звучало… Например: «Сульфадимезини колдтрексно эффералгань аспиринус»…
Рола положила ноги на сиденье свободного стула, оперлась локтем о столик и принялась накручивать на палец прядь своих длинных каштановых волос. Кроме нас в кафе сидели толстяк с сухой, как вобла, женщиной и две старые девы-близняшки. Они то и дело бросали на нас косые взгляды, а когда Рола приняла непринужденную позу, «вобла» громко фыркнула с осуждением.
– А кем хотел быть ты? – спросила Рола.
– Никем, – почему-то соврал я.
– Значит, космонавтом, – вздохнула Рола. – Или моряком. Ну, признайся!..
Я улыбнулся и отпил кофе.
– Ты наверняка был избалованным мальчиком, – продолжала Рола. – Я представляю, как тебя спрашивали взрослые: кого ты больше любишь, крошка – маму или папу? А ты, наверное, отвечал: больше всего я люблю мороженое!..
– На самом деле, – сказал я, – я хотел быть всеми. Моряком, шахматистом, шофером, писателем, футболистом, музыкантом, космонавтом – это само собой – и кинозвездой…
– А кем стал? – осведомилась Рола.
– Никем, – повторил я. – Наверное, мне всегда хотелось, чтобы на меня обратили внимание. Я не был баловнем, но, возвращаясь домой после ожесточенной футбольной битвы, я невольно начинал хромать. Мне это казалось признаком мужественности. Теперь-то я понимаю, что мне просто хотелось, чтобы люди спрашивали у меня: что это у тебя с ногой, малыш, а я бы небрежно им отвечал: так, пустяки, небольшой закрытый переломчик… Хочешь еще сэндвич? – Она отрицательно покачала головой. – А кофе?
Ничего она не хотела. Впрочем, я тоже. Я успел немного оклематься после вчерашнего (по двойной порции коктейля мы все-таки с ней дернули) и ощущал сейчас нездоровый приступ энергии и оптимизма.
– Сейчас ты скажешь, что тебе пора идти, – сказал я.
Она улыбнулась, слегка запрокинув голову назад.
– Скажу.
– Ты где-нибудь работаешь?
– Нет, – она накрутила волосы на палец и слегка подергала их. – Вот уже третий месяц.
– А раньше?
– А раньше я вкалывала не покладая рук… Знаешь, что я делала? Прокалывала уши желающим носить серьги. Представляешь? В основном это были молоденькие девчонки, но несколько раз попадались геи. Они обычно не переносили боли и рыдали горючими слезами. Вот смеху-то было… А один как-то спросил: «А в носу вы можете сделать дырочку?», а я говорю: «У тебя там и так целых две, зачем тебе третья?»..
Она грустно засмеялась. Потом вдруг предложила:
– А давай, я тебе проколю уши, а? Вставлю туда большие-большие кольца, вдену в них огромную железную цепь и буду повсюду водить тебя за собой.
– Сколько тебе лет? – спросил я. На вид ей можно было дать не больше восемнадцати.
Рола скорчила гримасу.
– Я – уже женщина средних лет.
– Средних – это слишком скромно сказано, – сказал я. – По-моему, тебе уже за шестьдесят. Но в таком случае я, по сравнению с тобой, мужчина не просто средних лет, а средних веков…
Мои жалкие потуги на юмор были тут же оценены и вознаграждены звонким засосом в щеку.
«Вобла» за соседним столиком так вздрогнула, что чуть не облила свое, кричащей расцветки, платье оранжадом. «Какое безобразие, – громко произнес толстяк, утираясь огромным носовым платком. – И куда только смотрит полиция нравов?». Зато старые девы разразились аплодисментами. «Давай, давай, парень, веди ее под кустики», – хрипло буркнула одна из них, а ее сестрица, возведя очи горе, ломаным голосом манерно воскликнула: «Ах, ма шери1 ! Любовь всегда права!»…
– Мне пора идти, – сказала Рола.
– Какое совпадение! Мне тоже пора.
– Приятно было с вами познакомиться, сэр, – официальным тоном сказала она.
– Надеюсь, мы с вами еще встретимся, графиня? – осведомился я.
Она хотела что-то сказать, но лицо ее скрутила непонятная гримаса, и тогда Рола просто поднялась и направилась к выходу.
Наверное, надо было что-то сделать – окликнуть или догнать ее, но я почему-то сидел, как дурак, пялясь ей в стройную спину, не в силах пошевельнуться. Совсем не вовремя я вспомнил вчерашние слова одной милой женщины: «Это я его убила, Рик» .
Я дошел до Десятого проспекта и там воспользовался визором-автоматом.
Мне ответил отец. Как и следовало ожидать, он сидел в своем кабинете в полном костюме и при галстуке, щеки его были выбриты до синевы, в руках шуршал последний выпуск «Адвоката-любителя», а с кухни, где колдовала мама, наверняка доносилась потрясающая гамма кулинарных ароматов, и паркет во всем доме был натерт, как всегда, до блеска, и все вещи лежали строго на своих местах… Образцово-показательный дом. И образцово-показательные родители. Вот только сынок немного подкачал, становясь все больше похожим на известного библейского персонажа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162