— А откуда у тебя взялась эта странная фамилия? Помнится, ты сам говорил, что в вашем поселке фамилий вообще не было.— Наш хомоценоз назывался Очаг, Джанком Олегович, — с невинным видом ответствовал Гарс. — А поскольку при регистрации требовалось как минимум двучленное наименование моей личности, то я и решил присвоить себе такую фамилию.— А как тебе твоя основная работа? — вдруг поинтересовался Тарраф. — Нравится?— Ненаучно рассуждаете, Джанком Олегович, — позволил себе шутливую дерзость Гарс. — Что значит — «нравится, не нравится»? Как гласит народная мудрость, дареному коню в зубы не смотрят — и так ясно, что их нет! Тут другая проблема возникает…— Какая же?— Наша группа занимается черт знает чем! — выпалил Гарс.— Например? — Глаза Таррафа оставались по-прежнему спокойными и зоркими.— Ну, например, у нас проводятся какие-то абстрактные эксперименты. Тесты, анкетирование… Неработающие модели сознания… Заумные отчеты, в которых никто не может разобраться и которые сваливаются в архив мусорной кучей! Зачем все это, Джанком Олегович? Вот вы можете мне это объяснить?— А что здесь странного? Да у нас полным-полно таких групп, работа которых может показаться непосвященному человеку пустой тратой времени. Вся теоретическая наука — по существу, просиживание задницы и ломание головы над какой-нибудь абстрактной проблемой! Возьми философов — у них, по-твоему, вообще сплошная заумь? И потом, мне странно как-то слышать подобные заявления от адепта системного подхода. К тому же Лапорт, насколько мне известно, занимается не только теоретическими изысками, он же целый экспериментальный комплекс создал!— Да я не это имею в виду, Джанком Олегович, — отмахнулся Гарс. — Я вообще рассуждаю. Мне просто показалось странным то обстоятельство, ч-й? Когниция позволяет себе роскошь проводить исследования и эксперименты в то время, как человечество стоит на краю гибели! Ну, предположим, узнаем мы, что человек думает все-таки головой, а не другими частями тела, ну построим тысяча первую модель его сознания, ну дадим стотысячное определение термину «коллективная ассоциация» — а дальше-то что?! Что изменится от этого в окружающем мире? Перестанут воевать экстроперы и превенторы? Самоликвидируются Купола над хомоценозами? Или что?— Или что, — замороженно улыбнулся Тарраф. — Признаюсь, ты меня разочаровываешь, Гарс. Я уже начинаю сомневаться, что ты так рвался уйти за Горизонт. По-моему, ты все еще остаешься по ту сторону Купола, только Купол этот ограничивает твое мышление. Но есть нечто такое, что амнистирует тебя в моих глазах. Ты наконец-то сказал: «у нас», «в нашей группе»… Ладно, иди дозревать. А то там Лапорт ждет тебя не дождется!Он повернулся и пошел прочь по коридору, ступая так размеренно, будто мысленно рассчитывал каждый свой шаг на вычислителе.— Но ведь это будет длиться бесконечно! — в отчаянии крикнул ему в спину Гарс. — Нельзя объять необъятное, Джанком Олегович!Тарраф приостановился и повернул к нему серьезное лицо.— Ты ошибаешься, Гэ Очагов, — сообщил он. — Ты путаешь мироздание с баобабом — вот его-то действительно нельзя объять!Очередной «абстрактный эксперимент» под руководством Лапорта прошел, как обычно, весьма экстравагантно.Выглядело это так.Толпа подопытных, собранных «по сусекам» из разных групп и бездельников-лаборантов, гогоча и рассказывая анекдоты, мариновалась в коридоре, а в качестве жертвы эксперимента отбирался один субъект — как сделал про себя вывод Гарс, самый горластый и шумный. Он усаживался на довольно жесткий стул в специальном боксе, увешанном множеством экранов, ламп и звуковоспроизводящих устройств. Далее субъекту предлагалась груда разных мелких предметов, начиная от гвоздей и кончая противозачаточными средствами. Ставилась задача: разложить предметы в произвольной иерархии. После этого врубались сирены, хлопушки, плейеры, разноцветные мигалки и стереовизоры, штурмующие все органы чувств испытуемого одновременно. Пока человек в боксе выполнял столь нелепое задание, Лапорт и старший экспериментатор Наркис следили за эволюцией каких-то сложных фигур и узоров, вспыхивающих на четырехмерном вирт-экране пси-пьютера. Так назывался прибор, позволявший бесконтактно воспринимать электрические сигналы мозга и перекодировать их в символы логических построений, хотя ничего логического Гарс еще ни разу на этом экране не видел. Там была путаница линий, вспышек и уродливых силуэтов. Если сильно напрячься, то можно было принять ее за картину, которую намалевал бы буйный шизофреник во время очередного приступа, если бы врачи, желая успокоить больного, дали ему кисти и краски.Потом опыт повторялся, но на этот раз вместо предметов субъекту совали бессмысленные безделушки в виде разноцветных загогулин разной формы и величины, и теперь уже все приборы и устройства, создававшие какофонию, отключались, а бокс наглухо закрывался специальным полем, отгораживающим человека от любых воздействий среды. Один раз Гарс для интереса сам вызвался стать объектом эксперимента, и ему хорошо помнилось, какие неприятные ощущения навевали на него абсолютная тишина и непроглядное марево тумана, сгустившегося так, что ничего не было видно, кроме своих рук. Как при прохождении Горизонта, только смерчеобразной тяги, увлекающей куда-то за собой тело, тут не было.На следующем этапе одиночку сменяла толпа, и все повторялось с самого начала, но тот, кто оказался первой жертвой, из бокса не изымался, а находился среди остальных. Ему, однако, было запрещено шевелиться и разговаривать с остальными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101