Его тогда наверняка примутся обхаживать. Его заботливо усадят, попросив вон того развалившегося детину освободить место. Его примутся обмахивать сложенной вчетверо газетой и пичкать валидолом или нитроглицерином. И когда автобус доползет наконец до остановки, его бережно выведут из салона на свежий воздух, усадят на скамейку и вызовут «Скорую», а это будет означать крушение надежды умереть в одиночку.Теперь он уже знал, что умирает. Это был такой же непреложный факт, как духота июльского вечера и как Боль, успевшая уже проткнуть его тело своим длинным кривым пальцем до самой лопатки.Мозг работал из последних сил, неимоверным усилием удерживая ускользающее в пропасть сознание. И от напряжения в голову лезли какие-то мутные, несуразные мысли.Ну, когда же доползет этот тарантас, черт бы его побрал?!Не красна на миру кончина, если мир для тебя чужой… (хм, видно, я совсем плох, раз на стихи потянуло)…Вот эта царапина на стекле (и чем ее только прочертили?) напоминает завиток волос на шее у жены, когда мы с ней… нет-нет, об этом не надо… Ну, что уставился, пенек? Никогда не видел умирающего от сердечного приступа, что ли?! Отвернулся. Молодец… Интересно, что меня ТАМ ждет?.. Эх, какой же я был дурак, когда попался на удочку Анклюга! Все-таки он здорово меня вычислил, от него не отнимешь — мыслить умеет… Правда, я сам виноват. Надо было держаться подальше от тех мест, где каждый день кто-то умирает. А я, наоборот, лез в самое пекло и еще радовался — как же, ведь я помогаю людям! Болван!.. Ну и чего я добился? Взяли в оборот и заставили делать не то, что я считал своим долгом, а то, что было выгодно Анклюгу и его дружкам… Плен. Самый настоящий плен — вот что мне они устроили. А в качестве награды за послушание подсовывали возможность реализовать то, что рвалось наружу… И я делал это, потому что иначе не мог. Наверное, и сердце-то свое я надорвал именно там, в подвале… Зато он пожинал лавры, мой новый хозяин. Это его славили газеты. Это ему присваивали почетные звания, и это его засыпали благодарностями родственники «пациентов»… И никто не ведал, что…Ну ладно, что там вспоминать — теперь все это осталось позади.Мне повезло и удалось сбежать и от Анклюга, и из того проклятого города.Представляю, как теперь они мечутся, пытаясь напасть на мой след.Но я лучше сдохну, чем вернусь к ним.Потому что мой дар — это проклятие для человечества. Только оно об этом, к сожалению, не догадывается.Интересно все-таки, умру я или нет? А если да — то насовсем? Бесповоротно? Просто так вот возьму и кану в небытие?..Надо было хоть раз спросить об этом кого-нибудь из тех, которые… И надо было написать о том, что со мной случилось… В качестве и вместо завещания. Пусть даже никто не поверил бы… Да-а, если б знать заранее!.. Стоять, стоять, стоять!.. Я выдержу, потому что иначе за мной последуют другие… А может, все-таки мой предшественник ошибался?.. Откуда он мог знать?.. Да нет, вспоминаю, как сам принял от него эту проклятую ношу… Боже, если бы можно было переиграть заново то, что случилось!.. Может быть, я и не подыхал бы сейчас, как герой невидимого фронта… Я бы давно обратился к врачам, и они сделали бы что-нибудь, чтобы если и не предотвратить поражение в борьбе с этой старой стервой, то хотя бы отдалить его на энное количество лет…Ладно, что уж теперь… Как там у Высоцкого? «Стиснуть зубы да терпеть»… Вот и терпи, несчастный, терпи. Ты имеешь право сдохнуть, но так, чтобы этого никто не заметил — намертво впившись сведенными судорогой руками в липкий поручень. Пусть думают, что ты выпил лишнего и тебя сморила дремота в духоте. Конечно, рано или поздно, кто-нибудь обнаружит, что рядом с ним — труп, но пусть лучше это будет потом, когда жизнь окончательно покинет твое истерзанное Болью тело.Только тогда ты выполнишь данный самому себе обет.Разве ты не хочешь этого?Конечно, очень соблазнительно было бы наплевать на то, что и как будет ПОСЛЕ ЭТОГО. Но ты никогда не любил плеваться.Дурацкая психология. Да и откуда взяться другой, если нам с детства вдалбливали, что мы живем не для себя, а для человечества? И вот вам результат — моральный урод, который даже сдохнуть по-человечески не может, потому что в душе его болтается обветшалое пугало долга перед теми, кто будет жить после него…Смотри-ка, а ведь я дожил-таки до остановки. Сумел. Силен. Герой!.. Хотя лаврового венка и аплодисментов зрителей не будет — и слава богу!..»— Вы сейчас выходите?— Вых… вых-хожу-у…А язык-то уже совсем не слушается. Действительно, как у пьяного…«Может, это и к лучшему? Никто приставать не будет. Люди привыкли обходить стороной лежащего, принимая его за алкаша. Даже если у него будет башка окровавлена… Прохожие считают, что такой тип сам виноват, поскольку упасть и раскроить череп способен только тот, кто мертвецки пьян…Нет уж, кому-кому, а мне сейчас падать никак нельзя. Всегда найдутся какие-нибудь доброхоты, черт бы их побрал!..Ч-черт, какое же место не подходящее для того, чтобы незаметно для всех откинуть копыта!.. Ни одного укромного уголка, куда можно было бы скрыться…Если только вон туда податься, во двор, где маячит закуток, образованный мусорными баками и гаражами… Метров двадцать пять, однако.Дойду?Надо дойти!Другого выхода все равно нет».В глазах помутилось уже так, что не люди вокруг, а какие-то призрачные серые тени. Будто дневной свет сменился сумерками.«Давай, энергичнее шевели конечностями, скотина!..Шаг, другой, третий… Смотри-ка, а притворяться живым у тебя вроде бы неплохо получается…Только вот на женский призрак, возникший словно ниоткуда, чуть не налетел…»— Мужчина, вам что — плохо?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136