И сколько порой ни насилуешь душу,
А гниль все равно невозможно никак
Ни спрятать, ни скрыть, как ослиные уши.
Ведь злого, признаться, мне в жизни моей
Не так уж и мало встречать доводилось.
И сколько хороших надежд поразбилось,
И сколько вот так потерял я друзей!
И все же, и все же я верить не брошу,
Что надо в начале любого пути
С хорошей, с хорошей и только с хорошей,
С доверчивой меркою к людям идти!
Пусть будут ошибки (такое не просто),
Но как же ты будешь безудержно рад,
Когда эта мерка придется по росту
Тому, с кем ты станешь богаче стократ!
Пусть циники жалко бормочут, как дети,
Что, дескать, непрочная штука — сердца…
Не верю! Живут, существуют на свете
И дружба навек, и любовь до конца!
И сердце твердит мне: ищи же и действуй.
Но только одно не забудь наперед:
Ты сам своей мерке большой соответствуй,
И все остальное, увидишь, — придет!
Эдуард Асадов. Остров Романтики. Москва: Молодая гвардия, 1969.
ХВАСТУНЫ

Она частенько людям говорит,
Весьма многозначительно притом,
Что хоть Иван Иваныч знаменит,
Но ей, увы, он больше чем знаком…
И за столом в какой-нибудь компании
Она, рассказ придумывая свой,
Его развязно называет Ваней,
А то и просто Ванечкой порой.
Туманно говорит о том, что он,
Хоть и неловко выдавать его,
В нее не то что по уши влюблен,
Но что-то вроде около того…
Его афиша в городе висит,
А он сидел бы только с ней одною,
И пусть он для кого-то знаменит,
А для нее он кое-что иное…
Легко течет обкатанный рассказ.
В нем есть и страсть и вздохи до рассвета,
Полунамеки и туманность фраз,
Вот только правды, очевидно, нету.
А ведь рассказ всего-то на момент,
О том, как с ним однажды говорила,
На вечер от месткома пригласила
Да как-то услыхала комплимент.
Пустяк, конечно. Облачко во мгле.
Но, жаждою тщеславия влекомых,
Небось не так их мало на земле,
Вот этих самых «больше чем знакомых».
Шумят, лукавят, рыскают по свету,
И души их хвастливо-горячи:
В одних «безумно влюблены» поэты,
В других — артисты, в третьих — скрипачи!
Неужто в этом высшая награда?
И для чего такая чепуха?
Угомонитесь, милые, не надо!
И не берите на душу греха!
Эдуард Асадов. Остров Романтики. Москва: Молодая гвардия, 1969.
СЕРДЕЧНАЯ ИСТОРИЯ

Сто раз решал он о любви своей
Сказать ей твердо. Все как на духу!
Но всякий раз, едва встречался с ней,
Краснел и нес сплошную чепуху!
Хотел сказать решительное слово,
Но, как на грех, мучительно мычал.
Невесть зачем цитировал Толстого
Или вдруг просто каменно молчал.
Вконец растратив мужество свое,
Шагал домой, подавлен и потерян.
И только с фотографией ее
Он был красноречив и откровенен.
Перед простым любительским портретом
Он смелым был, он был самим собой.
Он поверял ей думы и секреты,
Те, что не смел открыть перед живой.
В спортивной белой блузке возле сетки,
Прядь придержав рукой от ветерка,
Она стояла с теннисной ракеткой
И, улыбаясь, щурилась слегка.
А он смотрел, не в силах оторваться,
Шепча ей кучу самых нежных слов.
Потом вздыхал:- Тебе бы все смеяться,
А я тут пропадай через любовь!
Она была повсюду, как на грех: Глаза…
И смех — надменный и пьянящий…
Он и во сне все слышал этот смех.
И клял себя за трусость даже спящий.
Но час настал. Высокий, гордый час!
Когда решил он, что скорей умрет,
Чем будет тряпкой. И на этот раз
Без ясного ответа не уйдет!
Средь городского шумного движенья
Он шел вперед походкою бойца.
Чтоб победить иль проиграть сраженье,
Но ни за что не дрогнуть до конца!
Однако то ли в чем-то просчитался,
То ли споткнулся где-то на ходу,
Но вновь краснел, и снова заикался,
И снова нес сплошную ерунду.
— Ну вот и все! — Он вышел на бульвар,
Достал портрет любимой машинально,
Сел на скамейку и сказал печально:
— Вот и погиб «решительный удар»!
Тебе небось смешно. Что я робею.
Скажи, моя красивая звезда:
Меня ты любишь? Будешь ли моею?
Да или нет? — И вдруг услышал:- Да!
Что это, бред? Иль сердце виновато?
Иль просто клен прошелестел листвой?
Он обернулся: в пламени заката
Она стояла за его спиной.
Он мог поклясться, что такой прекрасной
Еще ее не видел никогда.
— Да, мой мучитель! Да, молчун несчастный!
Да, жалкий трус! Да, мой любимый! Да!
Эдуард Асадов. Остров Романтики. Москва: Молодая гвардия, 1969.
ПАДАЕТ СНЕГ

Падает снег, падает снег
Тысячи белых ежат…
А по дороге идет человек,
И губы его дрожат.
Мороз под шагами хрустит, как соль,
Лицо человека — обида и боль,
В зрачках два черных тревожных флажка
Выбросила тоска.
Измена? Мечты ли разбитой звон?
Друг ли с подлой душой?
Знает об этом только он
Да кто-то еще другой.
Случись катастрофа, пожар, беда
Звонки тишину встревожат.
У нас милиция есть всегда
И «Скорая помощь» тоже.
А если просто: падает снег
И тормоза не визжат,
А если просто идет человек
И губы его дрожат?
А если в глазах у него тоска —
Два горьких черных флажка?
Какие звонки и сигналы есть,
Чтоб подали людям весть?!
И разве тут может в расчет идти
Какой-то там этикет,
Удобно иль нет к нему подойти,
Знаком ты с ним или нет?
Падает снег, падает снег,
По стеклам шуршит узорным.
А сквозь метель идет человек,
И снег ему кажется черным…
И если встретишь его в пути,
Пусть вздрогнет в душе звонок,
Рванись к нему сквозь людской поток.
Останови! Подойди!
Эдуард Асадов. Остров Романтики. Москва: Молодая гвардия, 1969.
РАЗГОВОР С ДРУГОМ

Знакомя, друг сказал мне сокровенно:
— Рекомендую: Коля. Пианист.
Прекрасный парень и душою чист,
И ты его полюбишь непременно!
«Прекрасный парень» в меру был живой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15