– Негде мне взять…Лицо Приезжего отразило безграничное презрение.– Я, ей-богу, не виноват, – заерзал Чистодел. – Он сделал заказ, я вам передал… и вдруг такая лажа… Были бы свои башли…Приезжий кинул журнал.– Ты что все – «башли», «лажа». Музыкант, что ли? Лабух?– Да так… Немножко себе на барабане стучу.– Где?– Ну, ребята знакомые есть, зовут иногда на похороны подхалтурить. «Лабать жмурика» называется.– Столичный коммерсант! Торгую золотом и немного стучу.Чистодел, не расслышав издевательской интонации, наивно пояснил:– Так то – бизнес, а это – на бутылку.– А твой купец на чем доигрался? На кларнете и трубе?– Не… – засмеялся Чистодел и опять ошибся, посчитав, что атмосфера разрядилась.– Ах, тебе еще смешно, падла?! – осатанел Приезжий. – Мне люди товар доверили. Им твои лажи – пустой звук. Я должен вернуться – и деньги на бочку, иначе лучше самому либо под трактор, либо в прорубь! Понял, какие у меня тылы?!Нет, не понял. Напугался – да. А понять где ему, выросшему в арбатских переулках и совершавшему экскурсии не далее Кунцевского и Востряковского кладбища? Да и как понять?С нормальной точки зрения, приисковый быт – нечто чудовищное. В подобных хибарках и сараюшках (в печати звучно называемых «бидонвилями») жить нельзя. А уж лютыми сибирскими зимами – спаси и сохрани! Медведям в берлогах стократ теплей и уютней.И сколько бы ни шло отсюда опечатанного и охраняемого автоматчиками «золотого запаса», сами добытчики остаются несчастной рванью. Главное утешение, главная забота – бутылка. А подчас в ней вопрос жизни и смерти, тут уж мороз судья.К кражам добываемого золота отношение у всех простое. Однажды, к примеру, приземлился самолет без опознавательных знаков, главный инженер прииска загрузил в него пуды «желтого металла» и улетел в неизвестном направлении. Для приличия объявили всесоюзный розыск, хотя в Союзе его никто никогда найти не чаял.Чего же ждать от маленького труженика? Платят ему за каторжную работу копейки, а кругом перекупщики, у них спиртное и мосты «на материк». И без колебания всаживал он в трубы, по которым гонится порода, самодельные ловушки для золота. Вот тут уж жестоко правила честность. Залезешь в чужую ловушку – поплатишься головой. Споры решались проще, чем на самом «диком Западе».Возможно, жесткая упрощенность нравов передалась еще со времен, когда на золоте вкалывали за пайку зэки. Многие, освободившись, там и остались со своими традициями и задавали тон. А кто позже приезжал в надежде подзаработать, либо сразу заворачивал оглобли, либо научался подчиняться общим порядкам.И в описываемые годы и позже струйки золота всегда текли к неким точкам притяжения и осаждались у богатых и предусмотрительных. Кто знает, не они ли или их дети вынырнули сейчас из подполья, оккупировали здесь и там разные консорциумы и в полном консенсусе с чиновничьей верхушкой принялись отмывать многолетние знаки? (О тех, кто уже без всяких фокусов растащил золотой запас целой страны, мы помолчим – немеет язык).Итак, струйки всегда сочились, сливались в ручейки, но во времена Приезжего посредничать между приисками и «большой землей» было занятием аховым, и брались за него несколько десятков смельчаков. Приезжий не сгущал краски, изображая свои скорые на расправу тылы…Надо было срочно что-то делать. Даже злиться на «столичного коммерсанта» было уже некогда.– Сядь нормально.Чистодел, до того виновато сгорбленный, выпрямился и робко поднял собачьи глаза.– Рассказывай, кто погорел, на чем погорел.– Вроде мужик был крепкий, верный, а вот… вчера взяли… За спекуляцию золотыми вещами.– Как узнал?– Жду его на месте – нету. Отъехал в сторону, звоню из автомата на квартиру. Соседка и рассказывает…– Она тебя знает? – подгонял Приезжий.– Да ни в жизнь! Просто делать старухе нечего, вот и треплется.– А почему за спекуляцию?– Он в золотоскупке оценщиком работал. Там, видно, и влетел.– Что взяли на обыске, неизвестно?– Соседка понятая была, видела. Говорит: брошки-колечки, деньги – не знаю сколько – и весы.Тут Приезжему изменила выдержка.– Весы?! Час от часу не легче!– А чего весы?– А то, что продаст тебя твой крепкий мужик, вот чего!– Да почему?– Деревня ты, барабанщик. Сделают анализ – и сразу видно, что вешали: вещи или песок. Дошло?– Это вы точно – про анализ? – изумился Чистодел.– Досконально. Был у нас показательный суд, один вахлак из старателей вот так же с весами влетел. Притиснут твоего купца, припугнут статьей – и все, не станет он за тебя голову на плаху класть.Чистодел нахмурился, но возразил довольно храбро:– А чего он может сделать? Он про меня ничего не знает!– Ну что-нибудь всегда…– Да чтоб я сдох! Я про него много знаю, а он про меня – во! – и показал неопрятный кукиш.Приезжий поймал кукиш в ладонь, даванул коротко, но Чистоделу и того хватило, чтобы сбить самонадеянность.– Говори, как связь держали.– Виделись только при деле, – Чистодел бережно разлеплял сплющенные пальцы. – Он мне нужен – я ему звоню домой, назначаю время. Встречались на улице в трех уговоренных местах по очереди. Я ему нужен – он пишет на Главный почтамт до востребования.– Значит, фамилию знал!!– А я Сергеев Петр Иваныч. Нас таких в Москве, может, две тысячи, а может, пять. Пойди, сыщи! И внешность у меня обыкновенная.– Общие знакомые есть?– Ни единого человека!– Но кто-то же вас свел?– Кто свел, тот, слава Богу, помер.– Дома у купца хоть раз был?– Не.– На работе?– Дурак я, что ли?– Уж такой ты хитрый.– А чего? – Чистодел уже снова воспрянул.– Ну, если такой хитрый, вот тебе задачка – я, примерно, в Магадане, ты в Москве. Как ты меня найдешь, барабанщик?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29