– Настя, деньги и рецепты на рояле!Если бы в следующие за тем полчаса Токарев или Знаменский возвратились незримо в покинутую ими квартиру – то, возможно, устыдились бы нелестному мнению о Праховой, как о пустой и эгоистичной особе. Нет, не осталась Антонина Валериановна равнодушной к судьбе Бори Миркина. Долго и с искренним огорчением созерцала она опечатанную дверь его комнаты, покачивала в раздумье головой, для верности сняла себе копию с телефона Знаменского (обязательно надо выяснить, куда послать Настю с передачей), даже проверила пульс и давление и приняла успокоительные гомеопатические крупиночки.
* * * Первая беседа с Борей Миркиным тоже не принесла никаких лавров. Никчемный получился разговор.– Если по правде, гражданин следователь, за доброту сел. Токмо и единственно, – печалился Боря.– Да ну?– Скажете, нет? Вот я вам на конкретном примере: брошку вы у меня нашли, да? Шесть лепестков, в середке жемчужинка. Ну вот, скажем, эта брошка. Приносит ее жалостная старушка, одной ногой в могиле. А брошечка-то ажурная, много ль она потянет? Кладу на весы, говорю цену. Старушка, конечно, расстраивается. Я ей объясняю, что платим, дескать, по весу, как за золотой лом. А как же, говорит, работа? А жемчужина?! На работу, говорю, у нас прейскуранта нет. А жемчужина, говорю, больно старинная. Жемчуг, гражданин следователь, он стареет, мутится. Слыхали?– Слыхал.– Ну вот. Старушка, значит, расстраивается. Я говорю: раз жалко, бабуся, так не продавайте вовсе, какая вам нужда продавать? Нет, говорит, хочу внуку велосипед купить. И непременно чтоб с мотором, чтоб ехал и трещал. Разве не трогательно, гражданин следователь? Это ведь трогательно! «Непременно чтоб трещал…»Знаменский улыбнулся:– Ну, трогательно.– В чем и соль. Заплатите, говорит, мне побольше, голубчик, очень вас прошу! А как я ей больше заплачу? От государства же я не могу. Только если от себя. Ну и дал, чтобы на велосипед хватило.– Вопреки законам коммерции? Если бы вы не были уверены, что продадите брошку дороже, думаю, рубля бы не дали!– Хотите – верьте, хотите – нет, а я человек сентиментальный.Шут его разберет, может, подчас и сентиментальный. По внешности Боре Миркину лет 29-30, по паспорту – 24. Повадка непринужденная, словоохотлив. Но вид болезненный. И в худощавом лице некая «достоевщинка». Порочное, что называется, лицо – и одновременно привлекательное.Грехи за ним, конечно, водились. Точнее, грешки. Что-то приобретал без официального оформления. В неплохом бриллианте убавил каратность. Кому-то рекомендовал «своих» покупателей.Знаменский пока посматривал на Борю Миркина добродушно. Но не исключал перспективы зацепить через него что-нибудь серьезное. И перешел на деловой тон:– Кассир участвовал в ваших операциях?– Ни боже мой! Деньги из рук в руки – весь сказ.– Кому сбывали приобретенные вещи?– Да вы ж знаете.– То есть подтверждаете показания Кудряшова и Масловой?– Подтверждаю, куда деваться, – вздохнул Боря.– Еще покупатели, надеюсь, были?– В общем-то… нет.– А в частности?– Изредка кто-то, сейчас уже не упомню.Врунишка. А у Пал Палыча козырей нет. Только наработанные практикой приемы допроса.– Между нами, Миркин, – полушепотом, по секрету, – когда у обвиняемого слабая память, это производит отвратительное впечатление.Боря улыбнулся виновато и обаятельно:– Не хочется впутывать людей. Они свои кровные платили, а вы, чего доброго, заберете у них всякие колечки как вещест…Знаменский не дослушал:– С кем вы должны встретиться сегодня через тридцать пять минут?Миркин вздрогнул, физиономия вытянулась, как в кривом зеркале. Любопытное лицо. Хозяин не справляется с его выразительностью.– Встретиться?.. Ни с кем.– Неправда.Знаменский достал из ящика перекидной календарь, прихваченный на обыске.– На вашем календаре помечено: «11 октября, пятница. Пятнадцать десять, под часами». И жирный восклицательный знак. Так с кем? Напрягите память.– А-а… действительно. С одной особой женского пола.– Можете ее назвать?– Наташа.– По фамилии.– Понятия не имею. Познакомились в метро, назначили, а вы вот мне сорвали свидание.– Кто-нибудь из наших товарищей может подъехать предупредить Наташу. Скажите куда.Но Боря Миркин уже преодолел смятение.– Хотите познакомиться с хорошенькой девушкой? Раз она мне не досталась, пусть и вам не достанется.Теоретически допустима и девушка. Но на 99% – клиент. Естественно, Боря отпирается, лишние эпизоды отягчают вину. И отопрется. Прозвучавший переброс фразами заведомо пустой.Однако что-то в нем Знаменскому почудилось неладное. Между прочим, глаза у Миркина отродясь были серые, а сейчас резко потемнели. С какой стати?– Слушайте, Миркин, серьезно – с кем намечалась встреча?Боря поусмехался тонкими губами, пригладил волосы.– У меня, видимо, дикция плохая, никак не могу объяснить. Намечалась встреча с Наташей, красивой брюнеткой, страдающей от безденежья.– Еще раз – посерьезней, Миркин.– Гражданин следователь, шутка украшает жизнь. Вы не читали сборник «Музыканты шутят»? Однажды к композитору Верди…Пал Палыч ничего не имел бы против Верди, если бы в тоне Бори не прорезалось вдруг нахальство. А нахальство на допросе требует пресечения.– Оглянитесь, Миркин! Вы видите, где находитесь?Тот невольно оглянулся: непрошибаемые голые стены, решетчатое окошечко под потолком.– Думаете, вас посадили сюда, чтобы анекдоты мне рассказывать?Миркин сник, но попытался все же удержаться в шутливых рамках:– Я как-то читал в газетах «Положение о предварительном заключении». Насколько помню, юмор не запрещался.«Ну-ну… А пальцы свои худые сцепил так, что костяшки побелели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29