О жизни. О смерти. О том, что он человек. И о том, почему поступил бесчеловечно…И вот с одной стороны был Инар Карпов. Его дети, жена, мать. Трагедия. С другой – Владимир Мезис. Тоже трагедия. Конечно, трагедии несравнимые, несопоставимые, спору нет. И все-таки!.. Сколько бы мы ни твердили себе, что Мезис злодей, убийца, все равно его было жаль. Возможно, кого-то это удивит, даже разгневает. Но кто-то и поймет нас, прочтя выдержки из последних допросов Мезиса и Красовского.
– Как вы полагаете, почему Красовский выбрал в сообщники именно вас?– Ну… все-таки он у нас бывал… Видимо, доверял мне…– Красовский, почему вы выбрали в соучастники Мезиса?– Я хотел один на это дело решиться… Как раз уже решил… Собственно говоря, не решился, а так у меня мысли крутились. Потом смотрю, он что-то так, не работает, от милиции скрывается. В смысле, не скрывается, но так… Да просто я его мало знал и, как говорится, знал, что он на все способен, что ли, или как бы выразиться…– Мало знали, но знали, что на все способен… Откуда у вас такая жестокость, с которой вы убивали Карпова?Вопрос не задевает Красовского даже «по касательной».– Ну… это все стихийно, случайно получилось. Вот. И невольно. Так я это подразумевал. Так…– Объясните, Мезис, откуда у вас та жестокость, с которой вы убивали Карпова?Мезис молчит. Долго молчит, весь ушел в себя. И вдруг, подняв глаза, как открытие:– Все-таки не так просто убить человека… Как я себя знаю, я жестокостью никогда не отличался. Я отличаюсь жестокостью, только когда в пьяном состоянии. Но и тут до такой степени никогда… – Сухое подавленное рыдание. – Тут, видно, капля за каплей, конечно, и набралось… Не могу объяснить… Эти пьянки. Да, наверно, пьянки.– Что вы можете сказать о Красовском?– Интересный человек был…– Почему вы говорите «был»?Что тут ответишь? «Потому что его скоро расстреляют, и меня тоже»? Язык не поворачивается. Мезис говорит другое, на горькой и звонкой ноте:– Я тоже, может, был интересный человек!..– Как вы можете охарактеризовать Мезиса?Бегающие глазки Красовского останавливаются, он смотрит в сторону (не ведал, что прямо в объектив), и взгляд приобретает высокомерное выражение.– Как охарактеризовать? Что для дома, для родины, как говорится, для людей полезного, мне кажется, он ничего не приносил и не принес бы. Так кажется. Это я всю жизнь работал фактически…– Красовский говорит, что вы не могли для людей и для родины ничего дать и не дали.Мезис напрягается, словно превозмогая боль. Согласиться, что ты с рождения, изначально не был способен ни на что доброе?– То, что я не дал, – да… Но почему я не мог дать?!– Как вы относитесь к тому, что совершили, Красовский?– Что это же никуда не годится, ясное дело. Это самое, что ни есть… особенно в наше время.(После допросов Красовский придирчиво слушал запись своих показаний. Было видно: иногда доволен собой, иногда – нет. Прослушав «никуда не годится… особенно в наше время», одобрительно кивнул: «формулировка» понравилась.)– Как вы относитесь к тому, что совершили, Мезис?Мезис берет со стола коробок спичек, секунды две смотрит на этикетку, повернутую вверх ногами.– Днем я еще как-то держусь, – тихо говорит он. – Потому что в камере мы сидим вчетвером. Там то шахматы, то шашки, домино, книги. Туда-сюда, как-то отвлечься можно… Но ночью… Мне ребята все время утром говорят: опять кричишь!– Почему же вы пошли на это преступление?– Если бы я на один день протрезвел, я бы ни за что не пошел!Теперь и Раупс молчит. Только пальцы Мезиса медленно вертят спичечный коробок, и бряканье пересыпаемых спичек кажется неестественно громким.– Желаете что-либо сказать в оправдание себе?– Что мне говорить, когда человека убили.– Не один же убивали.Не спасательный круг предложен – тонкий прутик, но, по пословице, утопающий должен хвататься и за соломинку. Мезис не хватается.– А может, я убил, может, мой удар был смертельный?.. Да, это может быть.– Конечно, жить хочется… – Брякают, брякают спички. Но вот и они стихли. Гнетущая тишина. Потом судорожный вздох: – Но человека все-таки убили. Отвечать нужно! – И коробок падает на стол.Рука Раупса выключает магнитофон. Все. Самый последний допрос окончен.Сказано немного (если перевести на количество фраз), но разговор томительно длинный; по одному рождаются слова, и каждое стоит раздумий и мучений.Так жестоко и объективно осудить себя мало кто способен. Преступник, даже кающийся, всегда ищет оправданий и стремится вызывать сочувствие у других. Это психологически понятно и закономерно: как жить, испытывая к себе отвращение и ненависть? Единственное спасение – переложить на кого-то хоть долю ответственности за содеянное, найти какой-никакой довод в свою защиту!Жалеть себя и стараться за что-нибудь спрятаться от окружающих, от собственной совести – поголовное свойство нарушивших закон и наказанных. Мезис в этом отношении являет собой редчайшее исключение.«Я тоже, может, был интересный человек!» Нет, не был. Но мог быть . Мог. Тем горше, что этого не произошло, что человек не состоялся…Второй раз мы приехали в Ригу в начале лета. Город зеленел и цвел всяким свободным от асфальта клочком земли, пахли клеем свежие афиши: «Выставка янтаря»… На послезавтра был назначен суд над Мезисом и Красовским.Киногруппа готовилась к съемкам. Зал Верховного Суда республики – продолговатое помещение, в одном торце которого располагались двери, а в другом огромное, во всю стену окно – был удобен для операторов.Девять дней длился процесс, и девять дней тихо жужжали камеры и магнитофоны. Самый зоркий наблюдатель не сумел бы заметить и упомнить всего, что запечатлели они на пленку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14