Вернулся на табуретку, уставился на здоровенные свои ручищи, наде­лавшие беды.
– Теперь вы, Игорь Сергеевич.
«Опасность еще есть. Что во Власове таится, я не прозреваю. Потому осторожненько, на мягких лапах».
– Есть ли у вас возражения или дополнения? Или обвиняемый рассказывает все правильно?
– Все правильно.
Свидетель был разочарован в Платонове: с такой легкостью сдаться, с такой покорностью!
– И действительно вы прежде не встречались и ника­кими отношениями не были связаны?
– Нет.
За этим слышалось раздражение: сколько можно об одном и том же?
– Я должен соблюдать процессуальные нормы, Игорь Сергеевич, – возразил Пал Палыч на невысказанный упрек и продолжил: – Вопросы по делу друг к другу есть? Гражданин Платонов?
– Нету вопросов.
– Я бы хотел… – подался к нему Власов. – Как вы все это переносите? – Он обвел рукой камеру и испыту­юще, нетерпеливо впился глазами в Платонова.
Тот завелся:
– Я?!.. Ну и заботливый ты, дядя! Сядь сам – почув­ствуешь!
– Не устраивайте перебранки, Платонов. Вы ведь решили раскаяться, – умиротворяюще напомнил Пал Палыч.
– А чего он, гражданин майор!.. Бередит только!
– Ваш автограф, Игорь Сергеевич, – показал Зна­менский место в протоколе, инстинктивно торопясь зак­руглить встречу.
Власов расписался и неожиданно выпалил:
– Вы знаете, что тот парень ослеп?
«Ну вот – подложил-таки свинью! Зачем ему надо?»
Платонов вскочил с табуретки:
– Как ослеп?!.. Гражданин майор?
– Сотрясение мозга вызывает иногда скверные по­следствия.
– Это что же будет – тяжкие телесные повреждения?!
«Нахватался от сокамерников. Изустное обучение уго­ловному праву. Хорошо еще, Власов раньше не ляпнул».
– Зрение может вернуться. Но если не вернется, – Пал Палыч развел руками.
– Ну, знаете!.. – метался Платонов. – Чего же врачи смотрят? Он у них, может, в ящик сыграет, а я буду виноват?!.. Так не пойдет! Лечат небось шаляй-валяй… А парень, говорили, талантливый. Его спасать надо! Граж­данин майор, я ж его по-настоящему не бил, честное слово! Стукнул почти без замаха! Как же так?..
Чуть не в слезах. Да и есть от чего зареветь белугой. Вроде бы самое время было вспомнить о «заботливом дяде», призвать его подтвердить, что стукнул легонько, стукнул разок. Тем более, тот тоже поднялся, и в позе его сквозило ожидание, готовность принять участие в драма­тическом объяснении. Платонов, однако, вовсе не брал в расчет свидетеля, для него сейчас существовал лишь следователь.
– Давайте ходатайство заявим, гражданин майор. Пусть хороший консилиум соберут. Академиков. Если зап­латить надо, я не пожалею. Ведь вы понимаете, что я не хотел! Понимаете?..
– Садиться вы не хотели, Платонов, – устало пока­чал головой тот. – А что с парнем – по-моему, вам было безразлично.
– Почему вы так обо мне?.. – ахнул Платонов, кров­но обиженный. – Никаких у меня чувств, думаете, нет? Просто… ну характер дурной: чуть что – ищу работы на кулак. Сам не рад, честное слово! Ведь изуродовал себе судьбу…
– Что да, то да. Ладно, не обижайтесь. А для Демина врачи делают все возможное. Давайте вместе надеяться, что обойдется.
Знаменский нажал кнопку, появился разводящий.
– Арестованный больше не нужен. Идите, Платонов.
– До свидания, гражданин майор.
Власова он проигнорировал, и тот уселся на стул и подпер ладонью крепкий «волевой» подбородок (нередко достающийся людям мягким и податливым). Был оскорб­лен пренебрежением к его особе.
– Игорь Сергеевич, вы не фехтуете? – спросил Зна­менский, глядя, как бы чего не забыть в кабинете.
Власов оторвался от своих мыслей:
– Давно бросил. Откуда вы слышали?
– Ниоткуда. Жесты иногда знакомые. Осанка, пово­роты. Я тоже почти бросил.
Он завязывал крепкий двойной бантик на папке, располневшей стараниями Кибрит, когда Власов поинте­ресовался:
– Пал Палыч, чем вы его так взнуздали?
Впервые по имени-отчеству. Зауважал слегка или тя­нет поговорить?
– Платонова? Но что тут особо взнуздывать-то? Впро­чем, одним аргументом – увесистым – я воспользовался. Могу продемонстрировать.
«Ему, кстати, полезно для укрепления. И поймет лучше, чем Платонов».
Знаменский развязал бантик и извлек материалы экс­пертизы. Власов увлекся хитроумными расчетами, про­штудировал таблицы.
– Это у вас в порядке вещей? – удивился он. – Масса квалифицированного труда ради доказательства, что кто-то кого-то ударил?
– И чтобы обезопасить истину, если единственный очевидец нырнет в кусты, – «по секрету» сообщил Пал Палыч.
– M-м… – оттопырил Власов губу. – Наблюдатель­ный. Предусмотрительный. Замечательно талантливый и очень душевный.
«То ли сарказм, то ли что. А, не буду доискиваться».
– Пора освобождать кабинет, Игорь Сергеевич. Дру­гим тоже охота на солнышке.

* * *
К вечеру заволокло, к утру задождило, ветер рвал из рук, выворачивал наизнанку зонтики. Заоконный термо­метр пал ниже +10°. Женщины, уже прочно переобувши­еся в босоножки, растерянно топтались перед ручьями, преграждавшими путь с мостовых на тротуар. Все мерзли.
Графа после гулянья вытирали газетами (собачники любят этот способ: от типографской краски блестит шерсть).
В тот же день кончился в Москве отопительный сезон и батареи охладели до осени.
У Пал Палыча было бодрое настроение, неподвласт­ное погодным фронтам: завтра Томина выписывали из больницы. Назначена встреча в домашней обстановке.
Под радостные фанфары Пал Палыч произвел реви­зию скопившихся бумажных завалов, написал постанов­ления о передаче аж двух дел сразу в суд и одного в прокуратуру; ответил на разные запросы и собрался зас­луженно пообедать, когда позвонили из бюро пропусков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16