Ну так она заставит поинтересоваться! Она им все выложит! Отцу, конечно, в основном. Мама – святая мученица. Но зачем она соглашается быть мученицей?! «Ах, человек в беде, его надо поддержать». Разве мы виноваты в его беде? Мы из-за него тоже в беде. И виноват он, он один! Пусть же сам и расплачивается!Катя приостановилась, глотая злые слезы и соображая, где надо свернуть, чтобы попасть на дорогу к пасеке; тут важно не ошибиться, дальше фонарей не будет.И увидела Майю Петровну, показавшуюся из-за детсадовской ограды. Слава Богу, цела! Возвращается! Первый порыв был – броситься навстречу. Приласкать, отругать, пожаловаться.Но тогда мама все поймет и не пустит ее к деду Василию. У нее своя правда – у Кати своя. И Катина правда останется только клокочущими в горле фразами, ни на что не повлияет, ничего не изменит.Майя Петровна ступала торопливо, но слегка неровно, как очень уставший человек. Руки зябко засунула в рукава, подбородок уткнула в воротник от ветра.Катя только по матери и заметила ветер; самой он был нипочем. Отодвинувшись за палатку «Пиво – воды», пропустила Майю Петровну. «Точно с похорон, бедняжечка моя!» Хорошо, что ее не будет при Катиной схватке с отцом: в мамином присутствии язык не все выговорил бы.…Багров шел сдаваться. Полушубок распахнут, шапка набекрень. Хмель размыл протест, чувство унижения. Захотелось покоя. Хоть под замком. Пускай они теперь решают, хлопочут, лечат его обмороженные ноги. И кормят. Первым делом пускай, собаки, накормят.Вон впереди какая-то фигура, и можно не прятаться. Даже чудно… Ба, да фигура-то знакомая! Багров радостно раскрыл объятия:– Катюха! Доченька!Что-то подломилось в Кате, и несчастной девчонкой с тугими косичками она нырнула в распахнутый полушубок к родной груди. Но секундно. Сивушный запах вернул всю непримиримость ее восемнадцати лет.– Пьяный! Опять пьяный. Вечно пьяный!– Последний нонешний денечек, Катюха. Зарок дал.– Заро-ок? Старая песня! Пусти меня, пусти! Чего облапил! Скажи, зачем ты явился?!Она отпихивалась от отца, тот дурашливо придерживал ее за локти.– По тебе соскучился! Дай, думаю, навещу.– Слушай, с тобой можно нормально? Идет себе веселенький, как с праздничка. Или ты совершенно уже ничего не соображаешь?Багров разжал руки:– Ну, давай нормально. Авось пойму.– Вот и пойми: хватит маму мучить! Ты нам не нужен. И мы тебе не нужны. Была бы водка!– За мать не решай! – повысил голос Багров. – Мы с ней все обсудили, все добром.– Видела я, как она от твоего добра шла: сама не своя и слезы в три ручья!Про три ручья Катя приврала, даже не заметив. Главное было пронять отца. И проняла. Тот болезненно поморщился:– Почему слезы?– Не иначе как от счастья! – съязвила Катя. Впервые она вела себя столь решительно и враждебно, и только туповато-добродушный настрой от выпитого стакана не давал пока Багрову взорваться.– Ну, хватит, потолковали. Мне пора, мать ждет, – он отстранил Катю и двинулся дальше.Твердо помня, что Майя будет ждать в милиции, он нес ей последнюю – нетронутую! – поллитровку. Наглядное подтверждение обета, маленький подвиг.«Мать ждет». Катя вообразила, что ждет дома. Это уж хуже некуда! Она повисла на отце, не пуская его.– Нечего тебе в Еловске делать! Мало нам было сраму!.. Уходи, уезжай отсюда!.. Пусть тебя где подальше ловят!Багров стряхнул ее и начал накаляться. Своя, кровная и вона что придумала – посылает его опять в бега!– Ну сильна, дочка! Вот сокровище вырастил!– Ты меня вырастил?!.. – взвилась Катя. – Ты мне всю жизнь отравил! Я из-за тебя в институт не попала!– Готовиться надо было, а не с Витькой целоваться! – рявкнул Багров.– Да меня Семен Григорьич так подготовил, что куда хочешь поступить могла! Вспомни-ка – время экзамены сдавать, а папашу посадили!Имя Загорского дочь вонзила в такое еще кровоточившее, что Багров задохнулся. Объяснение с женой похоронило ненавистный призрак, но могила была слишком свежа. А тут – новость, представившаяся Багрову чрезвычайно многозначительной. Загорский занимался с Катей? Для чужих подобного не делают. И – скрытно!.. Что еще от него скрывают?– Семен Григорьич подготовил? – переспросил тихо. – А я и не знал.– Мало ли чего ты не знал! – подливала масла в огонь Катя. – К примеру, мама до сих пор во сне уроки ведет. Ты храпишь с перепою, а она бормочет: «Алабин, иди к доске…»– А Семен Григорьича во сне не поминает?– Отчего и не помянуть? Уж не хуже тебя!– Катька!! – вне себя гаркнул он.– Ну, ударь, ударь! Маму уже бил, теперь меня давай!Багров схватил ее за плечи и затряс:– Мать бил?!.. Я – бил?.. Пальцем не трогал!– Своими глазами видела! Прямо по лицу!– То один раз… тогда причина была… – оттолкнул он дочь, стремясь вместе оттолкнуть и постыдное воспоминание.Но та не дала «закрыть тему»:– Знаю, какая причина! Думаешь, спала, не слышала? Мама уйти хотела. И почему только не ушла!.. Я бы на ее месте без оглядки…Земля на могиле зашевелилась, холмик стал осыпаться.– Куда ж бы она ушла? – спросил Багров со зловещей вкрадчивостью. – К кому?– Господи, будто на тебе свет клином сошелся! Жили бы сейчас тихо, культурно…– Тихо-культурно… С Загорским, что ли?Катя закусила удила:– Да хоть бы и с ним!Призрак полез наружу, обдавая загробным холодом. Призрак с незапятнанной репутацией, с двумя высшими образованиями, трезвый, уважаемый, очень культурный – первая любовь Майи, проклятие жизни Багрова. Оцепенение, с которым тот готовился вновь принять на плечи весь сброшенный было груз, внешне могло показаться спокойствием.– Говори, дочка, говори, я кое-что соображать начинаю… – медленно и как бы равнодушно произнес он. – Только вопрос, будет ли ей с Загорским счастье?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32