– Так-таки и выгонишь? Савельева внука?– Только ради светлой памяти, – помолчав, сказал дед и перекрестился. – Слава Господу, Савелий не дожил!– Слушай, мне от тебя ничего не нужно. Может, переночую – и прощай. Вот только… выпить бы малость.– Выпить нету, – решительно ответил хозяин.– Врешь. Держишь небось для зятьев.– А хоть бы и держал! Водки не дам! Ты через нее и сгинул!Невдалеке забрехала собака, дед Василий озабоченно приник к занавеске, проследил за кем-то, обернулся к обмякшему за столом Багрову:– А скажи на милость, за каким шутом ко мне-то пожаловал? То годов пятнадцать глаз не казал, а то на тебе – явился!– Прикажешь к Матвею идти? Или к Андрюшке Зубатому? Там меня враз и прихлопнут.– Все одно поймают, Михайло. Куда денешься?– Потом пусть ловят, – равнодушно уронил тот.– Пото-ом?..Косматые брови взлетели, собрав лоб в глубокие морщины, затем поползли вниз, нависли по бокам ястребиного носа.– Чевой-то ты задумал? А? – грозно приступил дед к гостю.Но уже не те были годы, когда Мишку устрашал закадычный Савельев друг.– Дело есть, – твердо и тяжело легли его слова поверх стариковского окрика. – Что-то жарко у тебя, – попробовал отвлечь разговор в сторону.Дед сел против него.– Это от меду. Сколько ден не емши-то?– Двое суток.– Ох, Михайло, натворишь ты беды! Ведь чисто зверем смотришь!– Я сейчас зверь и есть… Зверь за добычей, а за зверем – охотники.– Ну, вот чего: отвечай по чистой совести – какое твое намерение?По совести Багров ответить не мог. Но старик был пока очень нужен. И – подспудно где-то, на дне сердечном – было перед ним немного стыдно. Потому ответ прозвучал без вызова, по-родственному:– Слушай, дед, я много куролесил, верно. Однако не подличал. Ты за мной какую подлость помнишь?– Еще бы не хватало!– Так вот те крест – мое дело справедливое.– Будто ты в Бога веруешь!– Тогда памятью Савелия Багрова клянусь! – поднялся торжественно.Встал и дед Василий.– Гляди, Михайло, не бери греха на душу!Багров пошел к лавке, повалился на нее:– Стемнеет – разбудишь.Хозяин зашаркал к окну. Снег перемежился, но тучи висели серым пологом.– По такой погоде часов с пяти смеркаться уж начнет, – сообщил он.Багров не откликнулся – спал.
* * * Снег перемежился. В поле зрения появился дворник с широченной лопатой; послышался характерный скребущий звук. Томин стоял у отворенной форточки и прихлебывал жидкий и слишком сладкий кофе, который налил ему из своего термоса дежурный (извинившись, что некрепкий и пересахаренный: и то и другое «из-за сердца»).Еловские стражи порядка, «заведенные» Томиным, теперь уже сами себя подхлестывали и делали все как надо. Период чесания в затылке миновал. Но на долю Томина оставалось кое-что, чего он не мог никому передоверить.– Иван Егорыч, подскажите, с кем Багрова ближе всего?– Исключая мужнину родню, Майя Петровна со всеми ладит. Но так чтобы закадычно… вот, правда, с Сергеевой они дружат. Это завпарикмахерской. Вдвоем нам шею мылят.– Мне бы с ней перемолвиться без свидетелей. Они вместе работают или посменно?– Как когда. Ну-ка, Витек, добеги.Дворник, скрывшийся из глаз, теперь двигался в обратном направлении, толкая перед собою целый сугроб. Куда он денет такую гору? Тут нужна лопата поменьше. Но дворник, словно в ответ, уперши черенок в согнутое колено, поднял сугроб и широким махом откинул в сторону. Отличные мужички жительствовали в Еловске… Виктор вернулся с известием, что заведующая Сергеева управляется одна.…В маленькой парикмахерской на три кресла «предбанник» для ожидающих был отделен от основного помещения полузадернутой портьерой.У Сергеевой сидел клиент, доносились самые обыденные реплики. Единственное упоминание о Багровой не представляло интереса: та пошла к врачу, потому что лишилась сна. Но Томин все же прислушивался.«Здесь немного снять?.. Одеколончиком?..» Женский голос почему-то нравился. Такие голоса – у благополучных, жизнерадостных людей.Клиент выплыл из-за портьеры в благоухающем облаке, и Томин занял его место.Женщина в белом халате спиной к нему заметала остриженные волосы. Затем скрылась за внутренней дверью и тотчас вернулась, неся чистое полотенце и мисочку с водой. Томин внутренне ахнул. На полдороге Сергеева увидела его в зеркале и резко остановилась, плеснув мисочки на пол.Долго они молчали, отброшенные этой встречей лет на тринадцать – пятнадцать назад, когда она – нынешняя Сергеева, прежняя Шахова – отдала Знаменскому и Томину своего мужа, крепкого подпольного дельца. Beроятно, не страстно любимого, но любящего, щедрого и очень богатого.По собственному побуждению отдала, без нажима и внешней необходимости. Заподозрила, что он замышляв «убрать» опасного свидетеля, – и отреклась, не побоявшись статьи с конфискацией.На всегдашний Пашин вопрос – что, мол, толкнуло? – ответила: «Я могу быть женой расхитителя, но не уб…» И дальше выговорить не сумела, захлебнулась страшным словом.Как преобразили ее протекшие годы! Нет бы увянуть – пополнела, расцвела, только столичный лоск сошел. Кто бы поверил – ведет трудовую жизнь, стоит, надо думать, в очередях, стряпает. Н-да, до чего все-таки Земля круглая. То Ковалевский, теперь она…– Здравствуйте, Елена Романовна, – встал Томин, спохватившись.– Здравствуйте.– Не смотрите на меня как на выходца с того света!– Для меня оно так и есть. Зачем вы?.. Что вам нужно?..– Зря напугались, Елена Романовна. Я зашел всего-навсего побриться и так же не ожидал встретить вас, как вы меня.– Брить я вас не стану. Руки дрожат… Нет. Нет, вы не случайно! Вы же пользуетесь электробритвой – по коже видно. Вы пришли ко мне!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32