— Да вы чего, мужики? — Максаков сделал испуганное лицо. — Это моя сестра.— Мужики зону топчут, — блеснул знанием блатного фольклора круглолицый. — Не звезди! Таких «сестер» — весь Старо-Невский стоит! Давай стольник, и разбежались.«В два раза накручивают, — подумал Максаков. — Вот козлы. На Старо-Невском минет от ста до ста пятидесяти, а они еще стольник. Беспредел». Он решил, что пора все расставлять на места, когда в кармане вдруг запищала «моторола». Связь, как будто нарочно, оказалась громкой и хорошей. Пэпээсники тревожно переглянулись.— Алексеич, ты где? — Голос Игоря гремел на всю округу.— На Старо-Невском стою.— Мы закругляемся и едем на базу. Я нашу машину отправлю Володьку отвезти?— Конечно. Есть чего интересное?— Так, по мелочи.По интонации Игоря он понял, что все глухо.— Тогда отправь и Дударева. Ему по пути.Голос Игоря поплыл. Станция зашипела.— Что?Максаков сделал несколько шагов в сторону, ловя зону приема.— Не слышу!— Понял, говорю. Ты скоро?— Да.— Можешь привезти чего-нибудь поесть?— Попытаюсь.Сзади взревел двигатель. «Уазик» стартанул, как болид «Формулы один».Максаков усмехнулся, залезая в машину: «Дебилы».— Твои подчиненные? — Сестра зевнула.— Вроде того.По дороге неожиданно привиделось бледное, запрокинутое лицо Одинцова с застывшей обидой в глазах. Его было как-то по-особому жаль. До слез. Максаков подумал, что это из-за комнаты. Слишком сильна в ней была аура любви, радости и счастливого детства. Такого же счастливого, как у него самого. Такого же беззащитного и уязвимого. Ему казалось, что это он сам лежит, закиданный хламом, на подпаленном диване. А ведь кто-то был знакомый…— Ольга!— А?— Малознакомых домой не води.— Знаю.— Остальных — тоже осторожно.— Я осторожно. Что же мне, друзей совсем не приглашать?— Это было бы идеально, — пробормотал он себе под нос.Всегда отчаянно хотелось оградить всех близких от того, что он постоянно видел и знал. Это страшное знание не отпускало ни на минуту. Оно росло каждый день и увеличивало тревогу за всех, кого он любил. «Не открывайте двери. Не ходите поздно. Не…»«Боже! Какой ты зануда!»Двор родительского дома на Белинского был единственным освещенным. Купленная в складчину автовладельцами фара излучала сноп белого света. Отцовская «тойота» покрылась тоненьким слоем инея. Максаков внимательно осмотрелся и открыл Ольгину дверцу:— Вылезай.Ему послышалось, как что-то шевельнулось за железной дверью парадной. Беззвездное небо накрыло колодец двора черной непроницаемой крышкой. Тишина. Вернулось притупившееся в последние полчаса ощущение опасности. Максаков уже привык, что оно всегда слабело, когда нервы уставали от постоянного напряжения, и крепло от малейшего раздражителя. Он подумал, что лучше, конечно, достать ствол, но сестра расскажет маме, и та будет не спать и сходить с ума от волнения.На лестнице было тепло и тоже горел свет. Он пошел впереди, пытаясь заглядывать сквозь перила на следующий пролет. Непонятное клацанье повторилось. Он расстегнул пальто и, как герой вестерна, откинул полу. Сестра что-то напевала сама себе по-английски. Гудели лампы. Еще пролет. Дымчатый котенок гонял две банки из-под «Невского», постукивая ими о стены. Клац-клац. Бряк-бряк. Струйка пота прочертила висок и сбежала по щеке, вызывая легкий зуд.— Пуфик! — Олька погладила меховой клубочек. — Сейчас мама тебя покормит.Она нажала кнопку звонка.«Как же я услышал его, — подумал Максаков, — через — железную дверь и два этажа? Фантастика. Видно, очень хочется жить».— Кто там?— Мы — кошки. Домой идем.— Привет.Мама выглядела усталой, но улыбалась.— Как «Дон-Кихот»?— Хорошо, только кордебалет — отстой!Ольга, скинув полушубок и сапоги, направилась на кухню.— Что за слова? Не хватай печенье! Сейчас будем ужинать! Сынок, проходи! Господи! Уже полдвенадцатого. Самое время для еды.Максаков, не раздеваясь, сел на стул в прихожей. Навалилась усталость. Безумно захотелось спать. В животе противно посасывала пустота. Он вдруг понял, что после дневной порции китайской бурды ничего не ел.— Ты плохо выглядишь.Взгляд у мамы был озабоченный.— Просто очень устал. Как отец?Ольга незаметно прошмыгнула к себе в комнату с бутербродом и стаканом минералки.— Вчера звонил. В Москве операция прошла удачно. Завтра вылетает оперировать в Казань, оттуда домой. Раздевайся и поешь. На тебе лица нет.— Мне надо ехать. У нас убийство.Мама укоризненно покачала головой.— У вас всегда что-нибудь.— Не без того.Словно в подтверждение этих слов запищала «моторола».— Алексеич, мы на базе. Тут надо посоветоваться. Ты скоро?Стены экранировали, и казалось, что Гималаев на другой планете.— Еду! — проорал Максаков, не будучи уверенным, что Игорь его услышал.— Возьми с собой сыр и печенье. — Мама направилась на кухню. — У тебя деньги есть?— Есть.— Врешь ведь?— Нет.Она вышла с пакетом.— Я тебе еще рыбы жареной положила. Вот тебе пятьсот рублей. Когда у меня не будет, то ты мне дашь.Оба знали, что это самообман. Максаков поцеловал ее.— Спасибо, мамуля.— Ты там у себя не голодаешь?— Нет, что ты.— А то — приезжай. Готовить не надо. Стирать не надо.Он улыбнулся и обнял ее. Она была маленькой, хрупкой и очень горячей.— У меня слишком суматошная жизнь.Она рассмеялась.— Жизнь изменим! Уйдешь в адвокаты или в мафию. Будешь зарабатывать деньги и жить в свое удовольствие.Он взял из ее рук пакет.— В удовольствие я живу сейчас.Она грустно кивнула.— Я знаю, но так хочется, чтобы ты пожил, как того заслуживаешь.Он открыл дверь. Уходить из уютного родительского дома не хотелось.— Не волнуйся. У меня все хорошо. Я позвоню.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44