За ними шел долговязый угреватый парень в синтепоновой коричневой куртке, черных джинсах и стоптанных полуботинках. Лицо его показалось Максакову нервно-настороженным. Он давно привык к таким лицам и знал, что стоит за этим безликим тревожным взглядом.— Кто это?Шохин оглянулся, дождался, когда долговязый скроется внутри склада, и слегка наклонился к Максакову. Шепот его походил на тихое шуршание листвы при полном безветрии.— Ничего не слышу, Саня. Давай погромче.— Брат водителя, — Шохин снова оглянулся, словно собирался сообщить судьбоносную для страны тайну, — дома у него живет. Он просто недавно…— Освободился, — кивнул Максаков. — Это я вижу. За что сидел?Изумленный взгляд Шохина приятно пощекотал самолюбие.— Грабеж. Четверик мотал. В «металке».— Сюда-то зачем притащили? Везите в отдел.Шохин пожал плечами.— Если только чтобы опросить. Он неделю как откинулся.— Тебе работать. — Максаков прикрыл уставшие от мельтешения снега глаза и полез за сигаретой. «Так даже до обеда не хватит».Скрипнул порог.— Дай прикурить, пожалуйста.Вместо Шохина рядом стояла Люда Хрусталева в расстегнутом пальто с сигаретой в руке. Он щелкнул зажигалкой.— Спасибо. — Она глубоко затянулась и выпустила дым через нос. Густая косметика не скрывала ее шелушащейся кожи и темных полукружий под глазами. К женщинам ментовка была наиболее беспощадна.— Надо машину осмотреть на стоянке, — Максаков прикурил сам, — на которую сторож показывает.Ветер бросил снежной крупой Людмиле в лицо. Она то ли сощурилась от этого, то ли просто скривилась.— Какие основания?— Показания сторожа.Она смотрела на кончик своей сигареты. Он знал, что она скажет.— Я его допрошу, напишу вам поручение, и осматривайте, если хотите. Завтра дело передадут другому следователю, пусть он решает.Помолчали. Ее сигарета догорела почти до фильтра. Он не удержался от шпильки.— Раньше ты такой не была.— Дура была, — она бросила окурок и запахнула пальто, — поздно поумнела.Он усмехнулся. Она первый раз посмотрела ему в лицо.— Миша, не надо, а? Двенадцать лет жизни коту под хвост. Что толку? Пахала как лошадь. Каждую копейку считала. Десять лет в одном пальто и дырявых сапогах. Один муж — кобель, другой — алкаш. Сын как беспризорник. Приползаешь в свой коммунальный сарай, чтобы потерять сознание на ночь. Посмотри на меня — уже не встанет ни у кого. Хватит. Пока работу не найду: опись, протокол, сдал, принял, отпечатки пальцев и в восемнадцать пятнадцать домой. Может, еще успею чего в жизни.Максаков курил и щурился на слепое пуржащее небо.— Раньше ты такой не была, — повторил он.Она махнула рукой и повернулась к дверям. Ветер игриво рванул полу пальто. Она обернулась.— На себя бы посмотрел внимательно. К чему ты катишься, Крутой Уокер? Подумай, пока не поздно.Максаков улыбнулся. Грустно и ласково.— Раньше ты такой не была.Дверь с треском захлопнулась. Скопившийся за последний час на кромке крыши снег обсыпал его как сахарная пудра пышку. Он подумал о том, что она права, о том, что она не права, о том, что сам разберется в своей жизни, о том, что никогда не сможет в ней разобраться, о том, что Сиплый вернется, о том, что он замерз, и наконец о том, что пора идти внутрь.Первоначальная неразбериха внутри склада уже улеглась. Рабочие сортировали какие-то заготовки, кантовали бочки с лаком и косились на откровенно скучающих постовых. Эксперт возился возле комнаты сторожа, подпрыгивая над бруском, которым была приперта дверь. Со стороны это походило на какой-то ритуальный танец. Максаков искренне заинтересовался, что он с ним делает. Не отпечатки же пытается снять с неровной, шероховатой поверхности. Людмила неторопливо писала протокол. Участковый дремал на скамеечке у стены. Шохин, опера-школьники и долговязый субъект кружком стояли возле штабеля каких-то очередных эксклюзивных досок.— Значит, уверен, что машину не брал никто?!Метрах в пятнадцати от них врубили какой-то громкий станок, и Шохину приходилось почти кричать. По выражению его лица было видно, каких сил это ему стоит.— Д-а не-ет, — долговязый по-блатному растягивал слова, — ни-икт-оо.— А сам?— Я-а? Не-а.— А он часто сюда ездил?«Дурацкий вопрос, — подумал Максаков. — Он-то откуда…»— О-откуда-а я-то знаю. Я во-о-бще об этом ме-е-сте сегодня узнал. Я-а откинулся только. Никогда-а здесь не был.По переносице долговязого катилась капелька пота. Калориферы под потолком изрыгали раскаленный воздух. Максаков снял шляпу и перекинул пальто через руку.— Что дальше? — спросил у него Шохин.«А мне-то какое дело? — подумал Максаков. — Завтра я сменюсь, и мне до этой кражи будет как до дискриминации зулусов в Центральной Африке».— Возьмешь у Хрусталевой поручение и осмотришь фуру. Тщательно. Метр за метром.Максаков тоже работал десять лет не в штабе, но уподобляться Людке не хотелось.— И попробуйте установить: заводили машину на этой неделе или нет.Шохин кивнул. Духота в помещении склада была невыносимая. Максаков ослабил галстук.— Попить здесь нигде нет?— Пожалуйста, Михаил Алексеевич. — Один из молодых достал из кармана бутылочку «БонАквы».Второй покрутил головой.— Где-то я стакан видел. А, вот он!Граненый стакан, извлеченный из недр стоящего в метре верстака, не вызывал доверия, и Максаков хлебнул из горлышка. Газировка смочила горло и напомнила о пустом желудке. Он взглянул на часы. Они стояли — забыл завести.— Сколько времени?Молодые развели руки. Шохин тоже пожал плечами. Долговязый шагнул в сторону и толкнул дверь подсобки. Над большим чертежным планшетом висели ходики.— По-о-ловина пе-ервого.— Поеду я. — Максаков надел пальто и повернулся к Шохину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44