Вряд ли у учителя средней ступени с основным предметом "история и шведский язык" был повод преподавать классический анархизм.
На полке осталась и почти вся литература на немецком языке. В группе захвата никто не владел немецким; Карл не только вспомнил это, но и проверил по списку. Вся конфискованная немецкая литература была уже помечена чем-то вроде красных звездочек: мол, "политически неблагонадежная". Но десяток книг с гладкими обложками, изданных неким Freie Universitet in Bremen, остался стоять на полке. Это были материалы, с идеологических позиций оправдывающие лигу "Баадер-Майнхоф" и подобные ей организации. Такое нельзя было достать в Швеции даже в книжных лавках-кафе "левых сил". Наверное, все посчитали бы их "грязной литературой".
Карл просмотрел также и годы издания отдельных книг. И получалась примерная картина того, как традиционно "левый" интеллектуал модели 1968 года в конце 70-х годов начал не только сползать к нетрадиционным идеям, к терроризму как идеологической конструкции, но и уходить в психологию, толкование снов и экстрасенсорику.
Над большой модной двухспальной кроватью из IKEA висела газетная вырезка без текста - фотография молодого человека в наручниках. Что-то привлекло Карла на снимке, он стал пристально разглядывать его, обнаружив, что наручники были американского производства. И тут он вспомнил. Был один такой шведский активист борьбы за мир, осужденный где-то в США за то, что он и другие "борцы" забрались на территорию завода и забрызгали кровью какое-то оборудование для производства ядерного оружия.
"Перейти к непосредственным акциям, - подумал Карл. - Бить по капиталистическому государству, чтобы было видно и слышно, бить по слабым местам, вызывать у капиталистического государства его репрессивные тенденции, заставить его сбросить маску и показать свое истинное кровавое лицо, работать небольшими группами, никому не доверять, прятаться в толпе, не изолироваться от нее, приобретая необычные профессии или странные нормы поведения... - Он иронически улыбнулся и продолжал вспоминать: - Обходить контроль буржуазного государства над средствами массовой информации, заставляя их время от времени информировать общественность о ваших собственных "театральных" акциях и о результатах преследований и отмщения".
Примерно так размышляют подобные типы. Андерс Хедлюнд отнюдь не обычный левый активист и, вероятно, очень нетипичный активист пропалестинского движения. И очень правильно, что он оказался в группе четырех из Хэгерстена. За ним потянется куча хвостов. К тому же у него был и магазин к АК-47. Наконец, кажется, все сходится.
* * *
Аппельтофту не пришлось долго уговаривать Фристедта, чтобы доказать правомерность своих выводов. Если бы эта девушка, Петра, входила в какую-нибудь конспиративную группу, то ей не стало бы легче, когда она узнала, что схвачены еще десять человек. Единственно возможное объяснение этому - ее вывод, что она сама и, наверное, ее парень просто попались вместе с другими. Кроме того, она заявила, что магазин, конечно же, был испорченным. К такому же выводу сразу пришел и Хамильтон. Так что все очень логично.
- Твоя дочь работает в аптеке, да? - улыбнулся Фристедт.
- Да, и я не отрицаю, в какой-то степени это повлияло на мое решение, - ответил смущенно Аппельтофт. - Но она не обманывает.
- Конечно, нет, я об этом и не думаю, - быстро ответил Фристедт. - Зайдем еще раз в комнату для допросов?
У них были два варианта беседы, но они отказались от них, поднявшись в следующий отдел, где проходил допрос. У Аннелис Рюден была депрессия, она стала апатичной и не отвечала, когда к ней обращались. К тому же полицейский врач напичкал ее успокаивающими таблетками, так что на нее едва ли можно было рассчитывать. На все вопросы она лишь улыбалась.
Андерс Хедлюнд, парень с "большим хвостом", тоже сидел в своей камере. Он продолжал бычиться и отказывался иметь дело со своими следователями. Даже не захотел принять необходимые ему вещи - бритвенный прибор и все такое. Оставался лишь друг Аннелис - Нильс Ивар Густав Сунд двадцати семи лет, ветеран пропалестинского движения.
Сотрудники, проводившие его допрос, пожали плечами, когда Фристедт и Аппельтофт спросили о положении дел. Парень, скотина, плачет, зовет родителей, свою девчонку и ругается. Трудно выудить у него хотя бы одно разумное слово.
Вид Нильса Ивара Густава Сунда точно соответствовал этому описанию: небритый, лохматый, с красными глазами и в рваной одежде. Говорил он фальцетом. Фристедт представил себя и Аппельтофта и объяснил, что именно они занимаются расследованием дела об убийстве.
Мальчишка, вернее, мужчина, выглядевший как мальчишка, не был накачан полицейским врачом лекарствами, но вел он себя так, будто наглотался таблеток. Говорил несвязно, путано, слова выскакивали из него как-то беспорядочно, даже когда его ни о чем не спрашивали, кричал, что боится камеры и не хочет, чтобы его запирали.
На этот раз разговор должен был начать Аппельтофт, а Фристедту предстояло сидеть в сторонке и наблюдать. Аппельтофт объяснил, что вообще-то возможно избежать изоляции, надо только помочь следствию. Но это не прошло, и Аппельтофт стал "злым" и "дерзким", а потом в "гневе" вышел из комнаты. Наступила очередь Фристедта. Он разыграл доброго, всепонимающего следователя, забравшего дело у "хулигана", и начал со стандартных ходов, но и у него ничего не получилось.
Фристедт вышел из комнаты и поговорил со следователями; те еще не знали о подозрении в скупке краденого, в продаже наркотиков и о стереоустановке. Фристедту удалось уговорить коллег попробовать еще разок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138