Разлился целебный спасительный мрак.
Преимущество борьбы в кромешной тьме было на моей стороне. «И во тьме бой продолжался на земле», – отчетливо прозвучала во мне лермонтовская строка.
31. А ТРЕТИЙ КТО! (Чхеидзе)
«Каро» и «табачника» пришлось чуть ли не разнимать. Поскольку «Каро» выложил сразу же:
– Милиционера ударил ножом Каруев… Психопат. Я лишь раза два залепил журналисту, для острастки.
Вообще «Каро» оказался словоохотливым, если не сказать – болтливым субъектом. Трезво оценив ситуацию, он понял, что самое лучшее е его положении – искреннее признание. Ножом орудовал не он, пистолет в руки не брал – и вообще действовал как вспомогательная сила. Срок наказания ему грозил изрядный. Но в чистосердечном признании крылся известный шанс.
– Каруев привел жену Слепнева. Перед этим в общих чертах обрисовал мне суть дела. Нужно было поехать в одну из подмосковных областей. Там вытрясти из журналиста какую-то бумагу и получить за это две тысячи. Я согласился. Тем более, Каруев убедил меня в том, что журналист шума поднимать не станет. Ну, а в детали нас посвятила жена Слепнева. Она – «мозговой центр», как говорится… Остальное вы знаете… Я перехватил журналиста на вокзале, сказав, что Иван Ар-шакович, которого я показал ему через вокзальное окно, будет ждать его в другом месте.
Да, «Каро» выложил все и сразу. Он вроде бы даже повеселел; видимо, относился к породе людей, не терпящих неопределенности.
С «табачником» было сложнее. Он наглухо замкнулся в себе. Слишком очевиден был вопрос убийства Вани Лунько. Единственное, что нам удалось выдавить – это отрицание его присутствия в гостиничном номере, где был убит Иван Аршакович. Отрицал причастность к этому и «Каро».
Но самым странным было то, что ни «Каро», ни «табачник» вообще не знали, что журналист убит. По их словам, жена Слепнева в нашем городе не объявлялась. А в дежурке вокзала действовала случайная подружка «Каро», с которой он закрутил молниеносный роман еще в поезде. И, опять же по словам «Каро», ехали они с «табачником» вдвоем – таков был план, разработанный еще в Энске. В случае удачного «потрошения» журналиста, они должны были через ту же случайную подружку получить у Ивана Аршаковича деньги. А поскольку операция сорвалась, они тут же отправились обратно. Выбрались на автостраду и до самого Харькова добирались на попутках. В Москву даже не заглянули.
…Пожалуй, это было самым неожиданным. Механически я выстроил две версии. Первая: кто-то контролировал их действия. Вторая: некто, подобно тому, как и сами они вклинились между Титаренко и Иваном Аршаковичем, вклинился между ними и убитым в гостинице стариком.
Вторая версия была слишком сложной, утяжеленной совершенно новыми неизвестными позициями. Но сбрасывать ее со счетов нельзя… Да, как говорит Шимановский, – точка на черном…
Шел третий час ночи. Рация молчала. Оперативная дублирующая группа во главе с молоденьким лейтенантом дремала в глубине кабинета Шелаури. От него самого, выехавшего на дачу Чехоевых, не было ни слуху ни духу.
32. МОНЕТА НА РЕБРЕ. (Илюхин)
Я не марафонец. Хорошо если бы тропинка вела с горы… А она петляла между валунами вверх – под углом градусов в сорок. Минут через десять я уже не бежал, а почти полз; дыхание мое напоминало плач астматика. Каким же нужно быть идиотом – оставить передатчик в райотделе! Представляю, что скажет генерал… И тут хоть тысячу объяснений приготовь – ни одного оправдательного. Непростительная ошибка… После ухода Слепневой я взял под наблюдение ее дом. Чхеидзе решил подстраховаться – чего не бывает? И на тебе, случилось: минут через двадцать Слепнева спешно возвращается домой. Почему не арестована? Или у Чхеидзе с Шелаури возник другой план? Я пытаюсь найти какое-то решение… Не арестовывать же ее?
Понятное дело, мне вовсе неинтересно, чем она займется сейчас со своим бедным Слепневым… Но на всякий случай подкрадываюсь к окну; там, за тюлевой занавеской в комнатке, слабо освещенной розочкой-ночником, на широкой неприбранной постели сидит этакая задумчивая особа… Любовница, по крайней мере, трех очень интересующих нас лиц. Жена одуревшего от страсти бедолаги. Самого муженька в комнате нет…
Проходит еще минут десять. Я снова заглядываю в оконце. Григория Слепнева нет по-прежнему… И тут до меня, наконец, начинает кое-что доходить… Я вспоминаю слепневское лицо, мускулистые руки, крепкий, аккуратно стриженный затылок и вдруг отчетливо понимаю, что вовсе он не жалок… Вовсе не такой униженный он мужчина, Слепнев… Я не знаю, как он выбрался из дома. Да и не это сейчас главное. Главное – это Липиеньш!
Да, я не марафонец. Но выложился, как мог. Последний километр. Вот и бугор, за которым дача Чехоевых. Я, всхлипывая, буквально вползаю на него… В лучах двух мощных автомобильных фар вижу нескольких людей – их силуэты размыты утренним туманом. Но Ше-лаури я узнаю сразу – по росту.
– Сандро! – Мне казалось, что я крикнул довольно громко, но люди у машины даже не обернулись.
Я собрал последние силы и побежал. Но машина круто развернулась и, подпрыгивая на каменистых ухабах, помчалась вниз, в город. Теперь я прекрасно знал, что означает слово досада.
И все же я заставил себя спуститься к даче Чехоевых. Светало. В утренних сумерках я легко добрался до погреба, где трое суток сидел Липиеньш. «На всякий случай», как сказал Шимановский, уверенный, что преступник в создавшейся ситуации придет за оружием. Оружие ему, по мнению Вадима Сергеевича, было жизненно необходимо – чтобы по крайней мере, избавиться от свидетелей…
– Андрюша!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25