Устроишь себе дерьмовую жизнь, уж поверь. Риск большой, куча ненормальных вокруг, редкие бонусы на стороне, вроде того, что лежит в соседней комнате. У тебя есть cojones , но Бобби Джо и Эрик в следующий раз их вырежут.
После этого они вышли за дверь в темноту, как три зловещих клоуна, ворвавшиеся в нормальный мир с бейсбольными битами наперевес.
* * *
По звонку соседей приехали три полицейских машины из Второго округа, скорая помощь и пожарная машина. Вращающиеся красные и синие огни освещали деревья и дома; на лужайке и в самом доме толпились полицейские, врачи, пожарники в желтых макинтошах, соседи с бокалами пива и сангрии. Люди что-то записывали и переговаривались по рации с сильными помехами. Но все это абсолютно ничего не значило. Любой честный полицейский скажет вам, что очень редко удается поймать кого-нибудь в результате расследования или детективной работы; другими словами, если мы не схватили преступников на месте преступления, то вряд ли вообще когда-нибудь поймаем. Когда мы на самом деле их задерживаем, то, как правило, потому, что этому способствуют осведомители, или потому, что сами спотыкаются, наступая на собственные шнурки, и сами подают ключ к разгадке (ведут машину в нетрезвом виде, ездят по просроченной лицензии). Это не мы умны — просто они глупые.
Именно поэтому в конце шестидесятых — начале семидесятых агентов ФБР стали выставлять в таком неприглядном свете, как не способных поймать группу подростков, венчавшую список «особо опасных преступников». Вместо того чтобы вести дела таких законченных психопатов, как Элвин Карпис и Чарльз Артур Флойд, ФБР сосредоточилось на недоучках из Висконсинского университета и Брандейса, которые взрывали научные лаборатории, банки и грузовики, а потом тихо линяли обратно в пригороды. Эти любители, войдя в преступный мир, всем путали карты.
Последним, кто ушел из дома, был следователь по месту преступления, к которому я обратился с просьбой навести порядок. Он снял отпечатки пальцев с дверей, в спальне и ванной комнате и, пожав плечами, молча вышел за дверь. Таким образом он, видимо, хотел показать, что думает о том бесполезном занятии, которое я ему подкинул.
— Он что-нибудь нашел? — спросила Энни.
Она сидела за обеденным столом со стаканом виски в руках. Лицо у нее было бледным, в синих глазах застыла апатия.
— Да тут, наверное, все отпечатки смазаны, хотя они никогда особой пользы нам не приносят, пока у нас нет самого трупа или задержанного. Даже если у следователя есть кровавый отпечаток целой ладони, ему придется сверять его еще и с десятками тысяч других, а это развлечение похоже на вышивание с закрытыми глазами. Поэтому у него был такой счастливый вид, когда он уходил. Прости, что я принес в твой дом всю эту мерзость. Сегодня вечером потерял бдительность. Мне надо было разделаться с этими парнями, как только они вышли из машины.
— Ты не виноват, — вяло и как будто издалека прозвучал ее голос.
— По-моему, тебе следует съездить в больницу. Сотрясение мозга — коварная штука.
— Дело не в сотрясении.
Я заглянул в ее бескровное, опустошенное лицо.
— Слушай, может, я быстренько съезжу домой переоденусь, а потом поедем в итальянский ресторан на озере. Там так готовят лазанью, что ум отъесть, — предложил я.
— Вряд ли я смогу сегодня куда-нибудь поехать.
— Хорошо, тогда я схожу в китайский ресторанчик на Сент-Чарльз-авеню и принесу нам чего-нибудь. Обернусь за несколько минут.
Она молча уставилась в пространство.
— А ты мог бы никуда не ходить какое-то время? — спросила она.
— Ладно, но давай договоримся — никакой выпивки. Я лучше сейчас быстренько организую горячее молоко и омлет.
Я взял у нее из рук стакан виски. И тут она подняла на меня глаза, полные отчаяния, губы задрожали, и по щекам ручьем покатились слезы.
— Он лапал меня своими руками, — выдавила она. — Всю облапал, везде, везде. А другой в это время смотрел.
И она разрыдалась, уронив подбородок на грудь.
— Послушай, Энни, ты очень смелый человек, — сказал я. — Ты сама этого не знаешь, но ты спасла мне жизнь. Много ли людей способно на это? Большинство просто падают кверху лапками, когда в их жизни приходит что-то страшное. Никакие ублюдки не способны навредить такому человеку, как ты.
Она по-прежнему не поднимала головы и сидела, обхватив себя руками.
— Пойдем-ка лучше в гостиную и сядем там, — предложил я.
Обняв Энни за плечи, я довел ее до дивана, сел рядом и стал греть ее холодные пальцы своими ладонями.
— Все, что снаружи, нас не касается. Мы ведь не можем на это воздействовать. Поэтому самое важное — как мы будем реагировать. Ты же не сходишь с ума или не стыдишься, когда подхватишь какой-нибудь вирус, ведь так? Послушай, я буду с тобой откровенен. У тебя намного больше храбрости, чем у меня. Я бывал в ситуации, когда со мной случались страшные вещи, но твоего мужества у меня не было.
Сглотнув, она широко открыла глаза и вытерла тыльной стороной руки мокрые щеки. Она все еще судорожно вздрагивала при каждом вздохе, но уже слушала меня.
— Я оказался во Вьетнаме почти в самом начале кампании, — продолжал я. — Свежеиспеченным лейтенантом с ученой степенью по английскому языку, всерьез полагавшим, что способен руководить военными действиями. А почему бы и нет? Все казалось простым, когда я там был. Вьетконговцы обычно пытались стрелять в нас из какого-то древнего японского и французского барахла, которое постоянно перегревалось и едва ли не гнулось. Зачастую эти винтовки просто взрывались у них в руках. А потом мы как-то пробирались через каучуковую плантацию и столкнулись с другого рода неприятелем — с северо-вьетнамской регулярной частью, вооруженной автоматами Калашникова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84