Вы все еще боитесь или всегда так ездите?
— Как — «так»?
Ее волосы развевались на ветру, круглые синие глаза внимательно смотрели на дорогу.
— Вы все еще думаете, что я сбежавший преступник? — спросил я.
— Понятия не имею, кто вы, но я узнала одного из этих полицейских. Это садист, который занимался всякими извращениями с одной из моих клиенток.
— Ваших клиенток?
— Да, я работаю в государственной службе помощи инвалидам.
— Вы можете упрятать его в тюрьму.
— Она до смерти перепугалась. А он пригрозил, чтоб молчала, иначе он сделает это с ней еще раз, а потом засадит ее в тюрьму как проститутку.
— Господи, леди, осторожней. Слушайте, здесь неподалеку есть ресторан на сваях на самой границе округа. Завернем туда, сделаем звонок, а я оплачу ваш обед.
— Почему?
— Потому, что вы связались со мной, но до сих пор мне не верите. Между прочим, не ясно, почему вы там проявили такую смелость?
— Ничего подобного. Просто я не подвожу странных личностей. В последние дни происходит вообще много странного. Если вы детектив из полиции, почему ездите на такой развалюхе?
— Несколько минут назад она такой, можно сказать, не была.
— Вот это я и называю странностью. Я ему, может, жизнь спасла, а он еще критикует мою езду.
Не спорь с божественным созданием, когда едешь в солнечное утро по аллее из дубовых деревьев, Робишо, подумал я. А также не спорь с кем бы то ни было, кто выжимает восемьдесят пять миль в час, осыпая стволы деревьев дробью из мелких камешков.
Вблизи ресторан оказался ветхим, стоявшим на сваях над озером строением с сетками на окнах. Все стены снаружи были обшиты рекламой группы «Метал Дикси — 45» и пива «Джакс». Сейчас был не сезон лангустов, поэтому я заказал жареного сома и две маленькие порции гумбо с креветками. Пока мы ждали заказ, я купил ей напиток в баре и воспользовался телефоном, чтобы сообщить о своем опоздании в управление Первого округа в Новом Орлеане. Я поднес трубку к уху новой знакомой, чтобы она услышала, как Клит отвечает, затем продолжил разговор.
— Я обедаю с одной леди, которая хотела бы, чтобы ты описал, как я выгляжу, — сказал я ему и передал ей трубку.
Слушая, она начала расплываться в улыбке, глаза у нее повеселели и она громко рассмеялась.
— Это жестоко, — заметила она.
— Что он сказал?
— Что у вас волосы в черно-белую полоску, как у скунса, и поэтому вы стараетесь сбить собак со следа.
— У Клита всегда были замашки комика.
— А вы все так поступаете? Приковываете других полицейских к машине, пугаете людей на шоссе, разыгрываете по телефону?
— Не совсем так. В округе Катауатче другие правила. А это просто не моя территория.
— А что же те двое, которые там остались? Они не будут вас преследовать?
— Похоже, их сейчас больше всего беспокоит вопрос, как они будут объясняться с шефом. После обеда вы не могли бы отвезти меня обратно в город?
— Мне нужно позвонить одному моему клиенту, а потом поедем.
Она отпила из бокала, съела вишенку, заметила, что я наблюдаю за ней, и перевела взгляд на озеро за окном, где ветер шевелил мох на стволах кипарисов.
— Вы любите бега?
— Никогда на них не была.
— У меня есть пропуск члена клуба. Не хотите пойти завтра вечером, если я заберу свою машину?
Она задумалась, не отводя глаз от моего лица. Глаза у нее были поразительно синими.
— Я играю на виолончели в струнном квартете. Завтра вечером у нас репетиция.
— О, надо же!
— Но мы, скорее всего, закончим в полдевятого. Если это для скачек не слишком поздно, то пожалуйста. Я живу возле Одюбон-парка.
Вот видишь, только не спорь с созданием Господа, и все успешно разрешится, сказал я сам себе.
* * *
Но на следующий день, в управлении округа, все пошло уже не так гладко. Если я связывался с людьми из отдела полиции нравов или, в частности, с сержантом Мотли, дело никогда не клеилось. Это был чернокожий военный запаса, не жалевший даже своих. Как-то раз один черный пьяница, сидевший в кутузке, привел его в большое недовольство, обозвав «недомерком белого человека со значком и пушкой белого человека», и Мотли поливал его слезоточивым газом до тех пор, пока тюремщик не выбил баллончик у него из рук.
Но за Мотли водились грешки и похуже. До того как он получил звание сержанта и перевелся в полицию нравов, он работал приставом в суде. В его обязанности входило доставлять арестованных из вытрезвителей к утреннему заседанию суда. Как-то он вез семерых человек в наручниках в лифте, когда в шахте начался пожар. Огонь быстро перекинулся на электропроводку, и лифт застрял между этажами. Мотли выскочил через аварийный выход на крыше, а семь арестованных задохнулись в дыму.
— Что ты хочешь о ней узнать? — спросил он.
Он страдал от избыточного веса, носил густые усы и очень много курил — в пепельнице было полно окурков.
— Ты задерживал ее три раза в месяц: дважды за приставания к мужчинам и один раз — за ограбление. У тебя, должно быть, был какой-то интерес к ней.
— Да она была десятидолларовая шлюшка подзаборная.
— Не много же ты мне рассказываешь, Мотли.
— А что рассказывать-то? Она бесплатно обслуживала клиентов в массажном салоне на Декатур-стрит. Такую любой на куски разрежет или сутенер подожжет, а она и не пикнет. Как я говорю, типичная жертва. Деревенская девчонка, которая собиралась сорвать здесь большой куш.
— Кто давал за нее залог?
— Наверное, сутенер ее. Не помню.
— Кто такой?
— Да не помню я. У них он каждые два месяца меняется.
— Не знаешь, был резон у кого-нибудь убивать ее?
— Ты еще спроси, какого размера обувь она носила. Когда ты вообще завел на нее дело? Я слышал, ты выловил ее из протоки в Катауатче.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84