Или куда-то забился. Выходы-то из города ему закрыты.– Слушаюсь.– Все. Давай двигай. А я… пожалуй, сначала позвоню туда, в больницу, как думаешь?Храмов удивленно взглянул на своего энергичного начальника, который вдруг заколебался по такому пустяковому поводу.– Можно, чего же, – равнодушно согласился он.Лобанов перехватил этот взгляд и неожиданно про себя усмехнулся. «Даже в мыслях, у него нет, что его начальник может влюбиться, – подумал он. – Словно уж и не человек я. И порядочный дурак, между прочим, тоже. Круглый дурак, это точно. – Он незаметно вздохнул. – Интересно, кстати, кто ее муж? Небось тоже врач. Всегда почти так бывает у них».Храмов ушел, а Лобанов, крайне недовольный собой, взялся за телефон. «У человека свои дела, своя жизнь, – сердито думал он, набирая знакомый номер, – а я тут лезу со своей трепотней и шуточками. Ну все. И задний ход. А то в шута горохового превращаешься на старости лет».Из трубки доносились уже длинные гудки, потом раздался чей-то голос.– Будьте добры Наталью Михайловну, – с внезапной хрипотцой попросил Лобанов и откашлялся.– Сейчас.Трубка умолкла. Лобанов одной рукой торопливо вытянул сигарету из лежавшей на столе пачки и, чиркнув спичкой, закурил.– Слушаю.– Здравствуйте, Наталья Михайловна. Лобанов беспокоит, – с подчеркнутой деловитостью сказал он.И вдруг услышал ее встревоженный голос:– Здравствуйте. Что вчера случилось?– Где случилось? – не понял Лобанов.– Ну там, на вокзале. К нам вчера вашего сотрудника привезли, раненого. Я как раз дежурила.– Это случайность.– Неправда. Это ножевое ранение. И он так беспокоился.– Он еще очень молодой, – усмехнулся Лобанов.– Да, но он все время звонил куда-то и все время спрашивал о вас. Вернулись вы или нет. Даже… мы забеспокоились.Лобанову вдруг передалось ее волнение.– Я вернулся, – смущенно сказал он. – Все в порядке. – И, хмурясь, добавил': – Теперь мне надо повидать Семенова. Это можно?– Ну конечно. Когда вы приедете?– Я сейчас хочу приехать.– Пожалуйста. Обход уже закончен.– А я… вас застану? Вы же ночь дежурили.– Это сверх графика. Я буду до вечера:– Тяжелая у вас работа.– Пустяки. Меня все-таки никто не ударит ножом.– Ну, это у нас тоже не каждый день, – засмеялся Лобанов. – Так я еду.Ему вдруг стало удивительно легко и радостно, он и сам не понимал отчего.Лобанов торопливо сбежал по лестнице к ожидавшей его машине, натягивая по дороге пальто.День выдался удивительно теплый и солнечный, и небо было ярко-голубое, без единого облачка. Лобанов почему-то только сейчас обратил на это внимание. И с наслаждением вдыхал напоенный весенней свежестью воздух, таким он ему казался даже в машине. Ноздреватый, искристый снег на крышах домов и во дворах тоже казался каким-то теплым и праздничным. И люди кругом улыбались…Машина неслась, разбрызгивая грязь, деловито урча и замирая на перекрестках под красным глазом светофора. Лобанов еле удержался, чтобы не попросить водителя включить сирену.Унылые больничные корпуса, мимо которых потом он шел, совсем не казались ему сейчас унылыми, наоборот, теплом и добротой веяло от них.Лобанов почти бежал не подсохшим асфальтовым дорожкам, жмурясь от искристой белизны нетронутого снега вокруг.Вот и седьмой корпус, и знакомая дощатая дверь со звонком.Лобанов получил халат и, накинув его на плечи, поднялся на второй этаж. Кокетливая дежурная сестра, стрельнув подведенными глазами, с улыбкой сообщила, что доктора Волошину вызвали на консультацию в другое отделение, но больного Семенова сейчас пригласят. Товарищ из милиции может с ним поговорить в комнате, где дежурят ночные сестры, это налево, в конце коридора.Скрывая разочарование, Лобанов направился к указанной двери.А спустя несколько минут Семенов уже сидел перед ним в своем сером больничном халате с зелеными отворотами, в шлепанцах, над которыми болтались грязные тесемки от кальсон, худой, со складками дряблой кожи па лице, как бывает у когда-то полных людей, внезапно вдруг похудевших. Кожа в уголках рта и около глаз чуть заметно подергивалась, словно Семенову требовались усилия, чтобы это напускное равнодушие не стерлось с лица. Бледной рукой он поминутно приглаживал свалявшиеся, перепутанные волосы и проводил по щекам, заросшим рыжей щетиной.– Вы поняли, что вчера произошло, Петр Данилович? – строго спросил Лобанов.– Ах, боже мой, конечно, понял. – Семенов нервно передернул плечами. – Чего ж тут не понять?– Что же вы поняли?– Вы задержали этого типа с чемоданом, только и всего.– А что было потом?– Откуда я знаю, что было потом? – раздраженно ответил Семенов.– Потом этот чемодан у него выбили из рук, как вы помните, и мы ловили уже второго типа.– Возможно, возможно. Тут столько набежало народу, что я уже ничего не видел.– Допустим. Но кто был этот второй, Петр Данилович?– Откуда я знаю? Что он мне, докладывал, кто он такой?Семенов возмущенно посмотрел на Лобанова, на впалых щеках его проступила краска, сильнее задергалась кожица около глаз.«Однако что-то слишком уж нервничаешь», – подумал Лобанов.– Докладывать и не требовалось, – все так же спокойно возразил он. – Вы его и так узнали. И он вас узнал.– Он?.. Узнал?.. – растерянно переспросил Семенов.– Конечно. Еще раньше, чем вы его.Семенов задумчиво посмотрел на свои ноги в шлепанцах, пожевал губами и наконец решительно объявил:– А я его не узнал, представьте себе.– Трудно, – покачал Толовой Лобанов. – Даже не возможно. Я это понимаю так, что вы просто не хотите говорить. И это нехорошо, Петр Данилович, предупреждаю вас.– Что вы от меня хотите?! Я больной человек!.. Я инвалид! – внезапно закричал Семенов, стуча худым кулаком по колену.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97