— У него развилась пневмония, — сказал доктор Пейтел. — Наверное, она какое-то время протекала в скрытой форме, хотя в тот раз, честно говоря, мы ничего не заметили. Видимо, потому что лейкоциты были в норме.
— Все понятно, — сказал я.
— В таком состоянии ему было не справиться. Мы даже не решили вопрос об интубации, как у него случился инфаркт миокарда. Организм не выдержал.
Я снова кивнул. Зачем мне эти подробности, какой теперь смысл?
— Все вышло к лучшему. Он мог бы месяцы пролежать с трубкой. Едва ли ему было бы легче.
— Понимаю. Спасибо. Я знаю, вы сделали все, что в ваших силах.
— У вас был... только он, так? Матери уже нет? И братьев и сестер?
— Да.
— Наверное, вы с ним были очень близки.
Неужели? Вам-то откуда знать? Психологический диагноз?
В ответ я просто кивнул.
— Адам, хотите ли вы, чтобы мы позвонили в какое-то конкретное похоронное бюро?
Как же называлось бюро, которое хоронило мать? Через несколько секунд я вспомнил.
— Дайте нам знать, если нужна еще какая-то помощь, — сказал доктор Пейтел.
Я посмотрел на тело отца, на его сжатые кулаки, сердитое лицо, глаза-бусинки, разинутый рот. Потом повернулся к доктору Пейтелу и спросил:
— Вы не могли бы закрыть ему глаза?
71
Через час приехали из похоронного бюро — двое вежливых коротко стриженных мужчин плотного телосложения. Оба сказали: «Сочувствую вашей потере», положили тело в специальный мешок, застегнули молнию и унесли его на носилках. Я позвонил с сотового директору похоронного бюро и почти механически обсудил с ним все, что должно быть сделано. Он тоже сказал: «Сочувствую вашей потере». Он спрашивал, приедут ли на похороны пожилые родственники из других городов, на какое время я хочу назначить похороны, ходил ли мой отец в какую-нибудь церковь и нужно ли проводить богослужение. Потом он спросил, есть ли у нас семейное место на кладбище. Я сказал ему, где похоронена мама и что я почти уверен, что отец купил два участка: для нее и для себя. Он пообещал проверить. Наконец, директор бюро уточнил, когда я приеду и решу остальные вопросы лично.
Я вышел в холл для посетителей и позвонил в офис. Джослин уже знала, что я уехал из-за отца, и спросила:
— Как ваш отец?
— Только что отошел, — сказал я. Так говорил отец: у него люди «отходили», а не умирали.
— Ох! — выдохнула Джослин. — Мне так жаль, Адам!
Я попросил ее отменить все мои встречи в следующие пару дней, а после позвонил Годдарду. Трубку взяла Фло:
— Здравствуйте. Босса нет в офисе. Сегодня вечером он вылетает в Токио. — Приглушенным голосом она спросила: — Как отец?
— Только что отошел, — сказал я быстро. — Понимаете, меня пару дней не будет на работе, и я хотел, чтобы вы заранее передали Джоку мои извинения...
— Конечно! — сказала она. — Конечно! Мои соболезнования. Он обязательно позвонит до отлета, и я знаю, он все поймет, не беспокойтесь.
В холл вышел Антуан. Он выглядел не к месту, каким-то потерянным.
— Что теперь от меня требуется? — тихо спросил он.
— Ничего, Антуан, — ответил я.
Он поколебался:
— Вещи вывозить?
— Да нет, что ты! Не спеши.
— Просто все произошло так быстро, а мне больше негде...
— Оставайся в квартире столько, сколько хочешь, — сказал я.
Антуан переступил с одной ноги на другую.
— А знаешь, он все-таки говорил о тебе.
— Конечно, — сказал я. Отец, наверное, жалел о том, что сказал. — Я знаю.
Он хмыкнул басом.
— Не всегда хорошо, однако, по-моему, так он показывал свою любовь, понимаешь?
— Понимаю.
— Еще тот подарочек твой папаня.
— Да.
— Мы не сразу поладили.
— Он вел себя довольно мерзко.
— Просто он такой человек. Я не принимал это близко к сердцу.
— Ты о нем заботился, — сказал я. — Это много для него значило, хоть он и не умел это выразить.
— Знаю, знаю. Под конец у нас установились нормальные отношения.
— Ты ему нравился.
— Ну, насчет этого не уверен, но все было нормально.
— Я уверен, что ты ему нравился.
Он помолчал.
— Знаешь, он был хорошим человеком.
Я не знал, как ответить.
— Ты очень внимательно к нему относился, Антуан, — наконец сказал я. — Я понимаю, что ему это было важно.
* * *
Странное дело: после того как я разрыдался у больничной койки отца, что-то во мне закрылось. Я больше не плакал. Онемел, как рука, которую отлежали. Только иногда покалывало.
По дороге в похоронное бюро я позвонил Алане на работу. На автоответчике было оставлено сообщение, что ее нет в офисе, но она будет часто проверять сообщения. Я вспомнил, что она в Пало-Альто. Я позвонил на сотовый, и она ответила сразу же:
— Слушаю.
Мне очень нравился ее голос: бархатный, немного хрипловатый.
— Это Адам.
— Привет, дурак.
— Что я такого сделал?
— Разве после того, как переспишь с девушкой, ты не должен наутро позвонить, чтобы она не чувствовала себя виноватой?
— Господи, Алана, я...
— Некоторые мужчины даже присылают цветы, — продолжала она деловым тоном. — Не то чтобы я таких встречала, но читала об этом в «Космо».
Конечно, она права. Я не позвонил ей, и это было очень грубо. Но что я должен был ей сказать? Правду? Что я застрял, как жук в янтаре, и не знаю, что делать? Что я безумно рад, что нашел такую женщину, как она, постоянно о ней думаю и в то же время ненавижу и презираю самого себя? «Да, детка, — подумал я, — ты читала в „Космо“, что мужчины вас используют, но ты понятия не имеешь, насколько подло».
— Как Пало-Альто?
— Красивый городишко, но я не дам тебе так легко сменить тему.
— Алана, послушай. Я хотел сказать тебе... У меня плохие новости. Мой отец только что умер.
— Ой, Адам! Мне так жаль! О Господи... Жаль, что меня не было рядом.
— Мне тоже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112