С помощью мысленных приказов подопытный субъект может передвигать стрелку на компьютерном экране и даже печатать буквы. Вот вкратце про это явление. На данный момент нам известно лишь, что такое возможно.
— А почему же в таком случае нельзя вызвать аналогичную способность у любого другого индивида?
— Ну, видите ли, на этот вопрос ответить очень и очень трудно, — подчеркнул доктор. — Возможно, здесь как-то должен затрагиваться участок коры, где расположено «поле Вернике». А возможно, это зависит от количества или плотности нервных клеток в этом поле. А что касается конкретно вас, то тут есть какая-то связь с вашей фотографической памятью. По правде говоря, я об этом ничего не знаю, одни только ничем не обоснованные предположения. Но что бы там ни предполагалось, как бы ни складывались обстоятельства, с вами такое произошло. И сделало вас поистине весьма ценным индивидом.
— Ценным? — поинтересовался я. — Для кого ценным?
Но доктор Мехта уже повернулся и вышел из комнаты.
29
— Я вполне удовлетворен, — заявил Тоби Томпсон. И в самом деле по нему было видно, что он рад безмерно.
Я сидел в стерильной, залитой светом белой комнате для допросов и смотрел на Тоби, находящегося в смежной комнате за большим и толстым листом стекла. Стекло было все заляпано отпечатками пальцев, а свет в комнате был столь яркий, что легко можно потерять счет времени и забыть, что уже восемь утра, а я не спал всю ночь. Комната располагалась в подземелье неказистого служебного здания, построенного в 60-х годах.
— Ответь мне на несколько вопросов, — попросил я. — Зачем здесь стеклянный барьер? И почему бы тебе не оборудовать эту комнату заглушающими устройствами СНЧ, как в том конспиративном доме?
Тоби лишь тоскливо улыбнулся.
— Да она оборудована. Но лучше не рисковать. Я не очень-то доверяю всякой технике. А ты как, доверяешь?
Но мне не хотелось придавать беседе шутливый тон, я очень устал после тестов доктора Мехты, длившихся свыше часа.
— Если бы мне удалось бежать... — начал я рассказывать.
— То мы не остановились бы ни перед чем, лишь бы изловить тебя снова, Бен. Ты слишком ценен для нас. Видишь ли, по всем твоим психологическим параметрам, имеющимся в нашем распоряжении, выходило, что от тебя можно ожидать попытки побега. Поэтому я особо и не удивился. Ты ведь, Бен, должен помнить, что, уволившись из ЦРУ, ты перестал ощущать запах семьи.
— А что это такое, запах семьи?
— Этот энтомологический термин применяется к муравьям. Ты же помнишь мое увлечение муравьями.
Я вспомнил, что до второй мировой войны Тоби учился на энтомолога, но война круто изменила его судьбу, и он занялся военной разведкой, сначала в Управлении стратегических служб, а потом в ЦРУ. Но он не терял интереса к жизни муравьев, жадно читал всякую научную литературу по этому вопросу и поддерживал контакт со своим старинным другом по Гарварду Е.О.Вильсоном, который стал крупнейшим в мире ученым-энтомологом. Но Тоби мог похвастаться своими знаниями о жизни этих насекомых, разве только изредка используя научные термины.
— Еще как помню, Тоби. Так говоришь — запах семьи?
— Когда муравей встречает другого муравья, он направляет в его сторону свои усы-антенны. Если этот муравей окажется другого вида, на него немедленно нападают. Но если повстречавшийся муравей принадлежит к тому же виду, хоть он и из другого муравейника, с ним доброжелательно общаются, однако ему достается меньше еды, пока он не приживется в семье. Ну а когда приживется, то уже ничем не отличается от других обитателей муравейника.
— Так, значит, я появился из другой семьи? — в нетерпении спросил я.
— Тебе доводилось когда-либо видеть, как муравей предлагает пищу другому муравью? Зрелище довольно трогательное и интимное. Ну а нападение, конечно же, картина не из приятных. Один из бойцов или оба непременно погибают.
Я положил руки на поверхность коричневого, хорошо отполированного стола заседаний, за которым сидел, и забарабанил пальцами.
— Все это хорошо, — сказал я. — Но скажи мне вот что: кто охотился за мной в тот вечер?
— В Бостоне?
— Да, там. Ответ «нам не известно» меня не удовлетворит.
— Но так оно и есть. Мы и впрямь ничего не знаем. Известно только, что произошла утечка...
— Да провались оно все пропадом, Тоби, — взорвался я. — Мы же должны ладить друг с другом.
— Я и стараюсь ладить с тобой, Бен! — почти закричал Тоби, что очень удивило меня. — Как я уже говорил, после того инцидента в Париже я отвечаю за этот проект. Его назвали проект «Оракул» — ты же знаешь, как этим парням из секретного отдела службы безопасности нравится давать планам и проектам всякие мелодраматические кодовые названия. Слово это имеет латинский корень — оракулум, происходящий от слова ораре, то есть «говорить». Говорит мысль, разум, не так ли? — Я неопределенно пожал плечами. — Проект «Оракул» — это своеобразное подобие Манхэттенского проекта, ну того, по созданию атомной бомбы, только этот в области телепатии, но они схожи по расходам, напряженности, чрезвычайной засекреченности и считаются теми, кто знает об их существовании, совершенно безнадежным делом. После того как голландец, о котором ты слышал, стал в результате магнитного облучения экстрасенсом на несколько месяцев — а точнее, на сто тридцать три дня до совершения самоубийства, — мы провели более восьми тысяч опытов с живыми людьми.
— Восьми тысяч? — воскликнул я в удивлении.
— Подавляющее большинство этих людей знало, разумеется, что с ними проводятся медицинские эксперименты, за это им прилично платили. Но только двое из них приобрели в результате слабые признаки экстрасенсов, да и то всего лишь на день-два.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172