В данном случае, на Молли никакой поезд, конечно, не наедет, а самое худшее, что может произойти, так это то, что она крепко обложит матом своих тюремщиков. Мне известно, как любит ЦРУ применять меры воздействия к своим жертвам.
Ну а что касается меня... что же, это совсем другое дело. Как только я приобрел этот дьявольский дар, над жизнью моей нависла угроза, причем с разных сторон. И вот теперь у меня появился простой выбор: сотрудничество или же...
Или же что?
Почему Тоби не говорит всей правды — зачем им понадобился один-единственный уцелевший тогда в Париже человек для сверхсекретных экспериментов? Не смахивает ли все это на то, чтобы убить курицу, несущую золотые яйца? Или, может быть, приоритет секретности взял верх над всеми другими соображениями?
Возможно, хотя... Возможно, мне лучше взять судьбу в собственные руки. Поскольку уж я обладаю бесспорным преимуществом над всеми остальными людьми, дар будет длиться неизвестно сколь долго и нет никаких признаков, что сила его иссякает... И тут мне пришло на ум, что, поскольку мое заточение организовано второпях, без должной подготовки, я смогу выудить кое-какую нужную информацию из какого-нибудь охранника.
Тоби или кто-то другой, отвечающий за эту операцию, принял все меры предосторожности при отборе охранников, которые абсолютно ничего не знали о моих способностях или о целях операции в целом. Но, само собой разумеется, их обязательно проинструктировали о том, что все известные им детали операции следует держать в строжайшем секрете.
Когда один из охранников — его звали Чет — сопровождал меня в спальню, расположенную на третьем этаже, я постарался идти как можно ближе к нему. По всему было видно, что он получил надлежащие инструкции не вступать со мной в разговоры и вообще держаться подальше от меня.
Но, разумеется, его не проинструктировали не думать, к тому же мышление — это один из видов деятельности человека, которым управлять мы никак не можем.
— Хотел бы я знать, — спросил я его, когда мы поднялись на второй этаж, — сколько здесь таких, как ты?
— Извините, сэр, — ответил Чет, резко мотнув головой. — Но мне запрещено вступать с вами в разговоры.
Тут я повысил голос, притворяясь рассерженным:
— Ну а как же мне знать, черт побери, что я в безопасности? Сколько же таких, как ты, охраняют меня? Можешь ли ты хоть назвать мне цифру?
— Извините, сэр. Пожалуйста, поднимайтесь наверх.
Когда он вводил меня в спальню, мне уже стало известно, что перед входной дверью будут стоять всю ночь двое охранников, а Чет заступит в первую смену, чему он очень рад, и что он страстно желает узнать, кто я такой и чего я такого натворил.
Почти весь первый час я посвятил тому, что тщательно изучал спальню, разыскивая всякие подслушивающие устройства (они обязательно должны были быть, но обнаружить их я не сумел) и тому подобную аппаратуру. Рядом с постелью стояли радиочасы — самый вероятный прибор с такими устройствами. Но и в них ничего не оказалось.
Примерно в полвторого ночи я постучал в дверь, вызывая охранника. Через секунду-другую дверь открылась — появился Чет: «Чего изволите?»
— Извини, что беспокою тебя, — сказал я. — У меня в горле что-то першит, не можешь ли принести мне стаканчик воды с содой.
— Тут где-то должен быть маленький холодильник, — нерешительно ответил он, а сам весь напрягся, покачиваясь из стороны в сторону и держа руки по швам, будто его инструктируют.
— Да ведь все уже ушли, — поощрил я его с глуповатым видом.
— Я вернусь через пару минут, — сказал он раздраженным тоном, повернулся и закрыл за собой дверь. Я подумал, что он позовет кого-нибудь снизу по портативному радиопереговорному устройству, поскольку получил строгое указание ни при каких обстоятельствах не покидать вверенный пост.
Минут через пять в дверь мягко постучали. А я к этому времени запустил радиочасы на полную громкость, включил также душ на всю катушку, заполнив ванную густым паром, приоткрыл дверь, и пар валил в спальню.
— Я в душе, — громко отозвался я на стук. — Поставь там где-нибудь.
Вошел другой охранник в форме, держа в руках поднос с бутылкой французской минералки — неплохо бы выпить стаканчик, еще подумал я. Пока он в растерянности оглядывался по сторонам, отыскивая место, куда бы поставить поднос, я стремительно ринулся на него.
Охранник был явно профессионалом, неплохо натренирован, но я тоже не слабак, кое-что знал и умел, поэтому тех двух-трех секунд, пока он соображал, что к чему, мне вполне хватило, чтобы застать его врасплох. Я припечатал его к полу, поднос и бутылка с грохотом шлепнулись на ковер. Он моментально очухался и, вскочив на ноги, двинул меня что есть силы левой в челюсть. Удар был довольно болезненным.
Голос по радио громким скрипучим голосом бормотал что-то: «...Она пошла вниз... теперь я смог... пойти», да тут еще шум воды, льющейся из душа, заглушали все звуки, разобрать, конечно же, ничего нельзя было и...
Деревянный поднос оказался самым боевым оружием: схватив его с пола правой рукой, я резко и сильно рубанул им по горлу охранника, попав ребром подноса прямо в самое уязвимое место — по адамову яблоку. Охранник тяжело застонал, пытаясь сделать мне подсечку ногами, и я вдруг услышал его мысль: «...не могу... стрелять... не должен стрелять... твою мать...»
Тут я понял, что взял над ним верх, узнав, что он не может сделать. В этом-то и заключалось его уязвимое место — он не мог применить оружие. Пока он сжимал свои пудовые кулаки, я успел захватить его мертвой хваткой и завалить вперед на живот. Схватка происходила рядом с массивным креслом с подлокотниками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172