ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
гладкой, без рисунка, цветной поверхностью внутрь, а не наружу.
Я подошел поближе.
Книги, собранные в стопки, теперь лежали не в прежнем порядке, но с первого взгляда ничто не пропало, и даже книга Аллена Даллеса «Искусство разведки» с авторской дарственной надписью оказалась на месте. Однако при более внимательном рассмотрении я увидел, что папки лежат совсем в другом порядке, некоторые перевернуты, а папки с документами Молли, относящимися к ее учебе на медицинском факультете, заняли место моих университетских документов. Все уложено как-то не так: вкривь и вкось.
Из документов, похоже, ничего тоже не пропало, только все перетасовано. Явно давалось понять, что в доме производился обыск.
Кто-то рылся в наших вещах и как бы преднамеренно переставил папки и книги?.. Уж не предупреждая ли?
С бьющимся сердцем я быстро поднялся по лестнице, вошел в спальню и там увидел... Молли, свернувшуюся калачиком в самом центре нашей постели поистине королевских размеров. Она так и не сняла рабочей одежды, которую всегда надевала, уходя в больницу: плиссированную серую юбку и светло-оранжевый шерстяной свитер. Волосы, обычно аккуратно зачесанные назад, растрепались в беспорядке. Я обратил внимание, что она надела золотой медальон с камеей — подарок ее отца. Он принадлежал ее матери и переходил из поколения в поколение в семье Синклеров и Эвансов. Думаю, она считала медальон счастливым талисманом.
— Что такое, любовь моя? — Я подошел поближе. Тени, наведенные вокруг глаз, безнадежно размазались — ясно, что долго плакала. Я прикоснулся к ее шее — она была влажной и горячей. — Что случилось? — спросил я. — Что тут произошло?
Она крепко держала в руках крафт-пакет, прижав его к груди.
— Откуда ты взяла его?
Трепеща всем телом, дрожащим голосом она только и смогла вымолвить:
— Из твоего кейса. Где лежат твои счета. Утром я искала счет за телефон... — С ужасом я припомнил, что по приезде из Вашингтона, заскочив домой, я оставил этот кейс, а вместо него взял другой. Она открыла глаза, покрасневшие от слез. — Я ушла с работы на пару часиков пораньше, спасибо Бартону, и решила отоспаться, — медленно, с трудом рассказывала она, — но уснуть никак не могла. Слишком переутомилась. А потом... почему-то мне пришло в голову оплатить счета, но счета за телефон найти нигде не могла, тогда я посмотрела в твоем кейсе...
На фотографии, которую я держал в руках, был запечатлен отец Молли сразу после смерти.
Я рассчитывал оградить ее, насколько возможно, от ужасных подробностей смерти ее отца. Во время автокатастрофы тело Харрисона Синклера столь сильно обгорело, что о захоронении его в открытом гробу и речи быть не могло. Помимо жутких увечий, вызванных взрывом бензобака, его голова оказалась оторванной почти напрочь (во время автокатастрофы, как объяснил мне судебно-медицинский эксперт). Я полагал, что Молли лучше не показывать фото отца в таком виде; и я и она согласно решили, что ей следует помнить его таким, каким она видела его в последний раз: крепким, энергичным и сильным. Я хорошо помнил, как она рыдала в морге в Вашингтоне над жалкими останками отца. Нет, определенно Молли не следовало приводить тогда в морг и подвергать еще большему стрессу.
Но она все же настояла. Я же врач, говорила она, и навидалась всяких увечий. Но все же видеть изувеченного родного отца — это совсем другое дело, от этого зрелища наверняка остаются незаживающие душевные раны. Хоть тело ее отца и было сильно изувечено, она тем не менее нашла в себе силы опознать его, указав на тусклую голубую татуировку сердца на его плече (которую ему накололи в Гонолулу во время второй мировой войны, когда он однажды вечером напился до бесчувствия), его кольцо на память о студенческих годах и родинку на подбородке. А потом она отключилась и перестала контролировать себя.
Фотография, которую Эд Мур передал мне, была снята после смерти Хэла, но до автомобильной катастрофы. Она неопровержимо свидетельствовала, что его убили.
Хэл Синклер был сфотографирован по плечи, глаза его широко открыты, в них запечатлено жгучее негодование. Губы, неестественно бескровные, слегка приоткрыты, будто он силился что-то сказать.
Но он, вне всякого сомнения, был мертв. Сразу же под челюстью зияла ужасная широкая рана от уха до уха, из которой вывалилась красно-желтая телесная ткань. Шея Синклера была располосована от левой сонной артерии до правой.
Мне хорошо знаком этот прием: нас учили распознавать разные способы убийства с первого взгляда. Рана наносится одним быстрым ударом, сразу же лишающим мозг притока артериальной крови, подобно тому, как если бы внезапно перекрыли воду. Смерть наступает мгновенно.
Убийцы поступили таким образом: убили Хэла Синклера, по какой-то неведомой нам причине сфотографировали его, затем поместили в автомашину и...
Убийцы.
Я, конечно, сразу же признал, кто они такие.
В разведывательной службе есть понятие «почерк», или «отпечаток пальца» убийства, которое означает, что такая-то конкретная группа или организация предпочитает убивать именно таким способом.
Располосовать ловко шею жертвы от уха до уха умели убийцы из разведслужбы бывшей Восточной Германии, которая у немцев называлась Государственной службой безопасности, а сокращенно — штази.
Такой способ убийства был их почерком, а фотография — визитной карточкой. Но визиткой разведывательной службы, которая в ту пору уже не существовала.
7
Молли тихо плакала, плечи ее дрожали, а я успокаивал ее, целуя в затылок и нежно приговаривая:
— Молли, дорогая, прости меня, что я не доглядел и ты невзначай наткнулась на фото.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172
Я подошел поближе.
Книги, собранные в стопки, теперь лежали не в прежнем порядке, но с первого взгляда ничто не пропало, и даже книга Аллена Даллеса «Искусство разведки» с авторской дарственной надписью оказалась на месте. Однако при более внимательном рассмотрении я увидел, что папки лежат совсем в другом порядке, некоторые перевернуты, а папки с документами Молли, относящимися к ее учебе на медицинском факультете, заняли место моих университетских документов. Все уложено как-то не так: вкривь и вкось.
Из документов, похоже, ничего тоже не пропало, только все перетасовано. Явно давалось понять, что в доме производился обыск.
Кто-то рылся в наших вещах и как бы преднамеренно переставил папки и книги?.. Уж не предупреждая ли?
С бьющимся сердцем я быстро поднялся по лестнице, вошел в спальню и там увидел... Молли, свернувшуюся калачиком в самом центре нашей постели поистине королевских размеров. Она так и не сняла рабочей одежды, которую всегда надевала, уходя в больницу: плиссированную серую юбку и светло-оранжевый шерстяной свитер. Волосы, обычно аккуратно зачесанные назад, растрепались в беспорядке. Я обратил внимание, что она надела золотой медальон с камеей — подарок ее отца. Он принадлежал ее матери и переходил из поколения в поколение в семье Синклеров и Эвансов. Думаю, она считала медальон счастливым талисманом.
— Что такое, любовь моя? — Я подошел поближе. Тени, наведенные вокруг глаз, безнадежно размазались — ясно, что долго плакала. Я прикоснулся к ее шее — она была влажной и горячей. — Что случилось? — спросил я. — Что тут произошло?
Она крепко держала в руках крафт-пакет, прижав его к груди.
— Откуда ты взяла его?
Трепеща всем телом, дрожащим голосом она только и смогла вымолвить:
— Из твоего кейса. Где лежат твои счета. Утром я искала счет за телефон... — С ужасом я припомнил, что по приезде из Вашингтона, заскочив домой, я оставил этот кейс, а вместо него взял другой. Она открыла глаза, покрасневшие от слез. — Я ушла с работы на пару часиков пораньше, спасибо Бартону, и решила отоспаться, — медленно, с трудом рассказывала она, — но уснуть никак не могла. Слишком переутомилась. А потом... почему-то мне пришло в голову оплатить счета, но счета за телефон найти нигде не могла, тогда я посмотрела в твоем кейсе...
На фотографии, которую я держал в руках, был запечатлен отец Молли сразу после смерти.
Я рассчитывал оградить ее, насколько возможно, от ужасных подробностей смерти ее отца. Во время автокатастрофы тело Харрисона Синклера столь сильно обгорело, что о захоронении его в открытом гробу и речи быть не могло. Помимо жутких увечий, вызванных взрывом бензобака, его голова оказалась оторванной почти напрочь (во время автокатастрофы, как объяснил мне судебно-медицинский эксперт). Я полагал, что Молли лучше не показывать фото отца в таком виде; и я и она согласно решили, что ей следует помнить его таким, каким она видела его в последний раз: крепким, энергичным и сильным. Я хорошо помнил, как она рыдала в морге в Вашингтоне над жалкими останками отца. Нет, определенно Молли не следовало приводить тогда в морг и подвергать еще большему стрессу.
Но она все же настояла. Я же врач, говорила она, и навидалась всяких увечий. Но все же видеть изувеченного родного отца — это совсем другое дело, от этого зрелища наверняка остаются незаживающие душевные раны. Хоть тело ее отца и было сильно изувечено, она тем не менее нашла в себе силы опознать его, указав на тусклую голубую татуировку сердца на его плече (которую ему накололи в Гонолулу во время второй мировой войны, когда он однажды вечером напился до бесчувствия), его кольцо на память о студенческих годах и родинку на подбородке. А потом она отключилась и перестала контролировать себя.
Фотография, которую Эд Мур передал мне, была снята после смерти Хэла, но до автомобильной катастрофы. Она неопровержимо свидетельствовала, что его убили.
Хэл Синклер был сфотографирован по плечи, глаза его широко открыты, в них запечатлено жгучее негодование. Губы, неестественно бескровные, слегка приоткрыты, будто он силился что-то сказать.
Но он, вне всякого сомнения, был мертв. Сразу же под челюстью зияла ужасная широкая рана от уха до уха, из которой вывалилась красно-желтая телесная ткань. Шея Синклера была располосована от левой сонной артерии до правой.
Мне хорошо знаком этот прием: нас учили распознавать разные способы убийства с первого взгляда. Рана наносится одним быстрым ударом, сразу же лишающим мозг притока артериальной крови, подобно тому, как если бы внезапно перекрыли воду. Смерть наступает мгновенно.
Убийцы поступили таким образом: убили Хэла Синклера, по какой-то неведомой нам причине сфотографировали его, затем поместили в автомашину и...
Убийцы.
Я, конечно, сразу же признал, кто они такие.
В разведывательной службе есть понятие «почерк», или «отпечаток пальца» убийства, которое означает, что такая-то конкретная группа или организация предпочитает убивать именно таким способом.
Располосовать ловко шею жертвы от уха до уха умели убийцы из разведслужбы бывшей Восточной Германии, которая у немцев называлась Государственной службой безопасности, а сокращенно — штази.
Такой способ убийства был их почерком, а фотография — визитной карточкой. Но визиткой разведывательной службы, которая в ту пору уже не существовала.
7
Молли тихо плакала, плечи ее дрожали, а я успокаивал ее, целуя в затылок и нежно приговаривая:
— Молли, дорогая, прости меня, что я не доглядел и ты невзначай наткнулась на фото.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172