В пользу того, что Людмилу выманили, говорило написание ею заявления о трехдневном отпуске. Если бы ее убили прямо в квартире, не нужны были бы эти ухищрения, а раз было заявление, значит, она куда-то собиралась... Но вот куда? – мучил меня вопрос, на который я не находила ответа. Все подруги Людмилы в один голос говорили, что у нее не было любовника, что она тяжело переживала развод с Цезарем, так как была по натуре семейным человеком, очень любила сына, а гинекологиня добавила к этому портрету такой штрих: она никогда не видела другой женщины, которая обладала бы такими здоровыми инстинктами и была абсолютно не отягощена никакими комплексами. Что могло заставить ее выйти из дома ночью? Наверное, только сообщение о каком-то происшествии с сыном; другого мне в голову не приходило. Но это не вязалось с радостным тоном Людмилы, когда она говорила подруге по телефону, что кое-что случилось, но хорошее.
Рассматривая возможность участия в убийстве самого Цезаря, я допросила членов его туристической группы; несмотря на то, что прошло много лет после интересующих меня событий, все очень хорошо его помнили. Женщины сказали, что Цезарь сразу обратил на себя внимание интересной внешностью и галантностью. Выяснилось, что ночь с воскресенья на понедельник все туристы провели в загуле, разбившись на компании, но никто так и не вспомнил, в какой же компании веселился Артокалис. Так что алиби у него не оказалось, что не исключало возможности на машине за несколько часов доехать до города, а к утру вернуться обратно, поскольку утомленные бурной ночью туристы пробуждались поздно.
Еще одним кирпичиком в версию о причастности Цезаря к убийству жены лег такой факт: когда родные Людмилы обратились в милицию с заявлением о ее пропаже, Цезаря вызвали в город телеграммой: «Срочно приезжай, с Людмилой несчастье». Некоторые туристы вспомнили, что, получив телеграмму, Цезарь сказал, что ему нужно возвращаться домой, а на вопросы членов группы, что случилось, ответил так: «У меня умерла жена». Что это было – телепатия? Ведь слово «несчастье» могло означать все что угодно – заболела, попала под машину, арестована, на худой конец. Что ж так сразу – «умерла»?
Разбить версию Артокалиса об убийстве его сына неизвестными, присланными женой, труда не составило: в ней было столько противоречий, что не нужно было никакого юридического образования, чтобы их оценить. Скажем, он стал утверждать, что неизвестные на кладбище напали на них, ему брызнули в глаза из газового баллончика, и он успел увидеть, как они наносят сыну удар по голове туристским топориком, после чего бросился бежать и опомнился минут через двадцать, в нескольких троллейбусных остановках от кладбища, а когда вернулся на кладбище, там уже не было никого, и тела сына тоже не было. Но ведь, явившись в милицию с повинной, он назвал точное количество ударов, нанесенных сыну по голове, которое полностью совпало с количеством повреждений, обнаруженных на трупе Артура судебными медиками. И подсказать ему этого никто не мог, поскольку трупик-то был выловлен лишь спустя неделю. И первоначальные показания Цезаря о том, что он сбросил в воду тело еще живого ребенка, соответствовали заключению медиков о последовательности нанесения мальчику рубленых ран и помещения в воду.
Но кое-какие противоречия я оценивала для пущей убедительности не только с помощью логики, но и с привлечением специалистов. Например, Артокалис, живописуя нападение на него и на сына неизвестных, подробно рассказывал, что, получив струю газа в лицо, он побежал, бежал долго, не меньше двадцати минут, и только остановившись, почувствовал резь в глазах, и у него потекло из носу. Военный токсиколог из Академии дал мне заключение о том, что описанная Артокалисом картина воздействия газа не соответствует реальной, так как не используются газовые баллончики с отсроченным действием; цель их – вывести человека из строя мгновенно, и резкий спазм век и слезотечение наступает моментально после применения газа, что исключает возможность передвижения человека в течение как минимум десяти минут, пока не пройдет эффект от воздействия газа и не появится возможность что-либо видеть. При этом, когда я рассказала токсикологу фабулу дела, он – военный человек, подполковник, грустно сказал: «Когда я слышу такие вещи, я жалею, что не живу на необитаемом острове, – чтобы не знать всего этого».
Так что с этим делом все было ясно. Мое удивление, правда, вызвало имевшееся в деле ходатайство от имени матери Людмилы – бабушки погибшего Артура – о назначении Артокалису как можно более мягкого наказания за убийство ее внука. Написано оно было хорошо знакомым мне почерком Альбины Федоровны. И когда я задала ей вопрос, каким образом в деле появилось ходатайство от имени другой бабушки Артура, но написанное ее рукой, Альбина Федоровна, не дрогнув лицом, сказала, что другая бабушка очень волновалась и попросила ее написать такое ходатайство от ее имени.
Другая же бабушка рассказала мне совсем не то: во время суда ей позвонил домой неизвестный мужчина и сказал, что ей принесут ходатайство, которое она должна подписать, если не хочет, чтобы ее другого внука, сына родной сестры Людмилы, нашли в той же речке, что и Артура. А на следующий день в суде Альбина Федоровна подала ей текст ходатайства. «Как вы думаете, – сказала она мне, держась за сердце, – неужели бы я не подписала какую-то бумажку, когда мы только что похоронили Артура? Да я бы даже подписала себе смертный приговор, только бы ничего не случилось со вторым внуком». Вот и еще раз проявился таинственный мужчина, выполнявший поручения Альбины Федоровны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63