Руки ее были заняты луком, – маленьким, похожим на детский, с тетивой из человеческого волоса. Теперь Конан мог, выхватив меч и шагнув вперед по своей ветви, достать острием до лесной женщины. Но лучше бы она не вынуждала его к этому, потому что лучница оказалась вовсе не чудовищем с прелестным голосом, какие давеча припомнились варвару.
Конан не дал бы ей больше пятнадцати зим, но, быть может, в этих краях возраст отражается на женщинах по-иному. Лесная лучница невысоким ростом и худощавостью походила на кхитаянку, однако от жительниц восточной страны ее отличали бледно-розовый, а не желтый, цвет кожи, большие глаза на миловидном лице и белокурые волосы, заплетенные в косу. Коса была скручена на затылке и заколота расщепленными палочками. Девичью красу прикрывала куртка, скроенная из шкурок мелких зверьков, да еще короткие, до колен, матерчатые штаны с неровными и разлохмаченными нижними краями.
При всем при том, то есть при луке, изготовленном для немедленной стрельбы, при ножнах на поясе и выпущенной как повод к знакомству стреле – лесная женщина не казалась Конану грозно воинственной и надменно независимой, как какая-нибудь амазонка…

* * *
– Тебе, Симур, тоже, наверное, приходилось слышать об этом странном племени. Мне же не раз доводилось сталкиваться с этими женщинами, почему-то называющими себя не дурами набитыми, а амазонками. Сражаются они плохо, зато при этом много кричат и так неистово осыпают отборными проклятьями всю мужскую братию, что приходится лишь удивляться, как от их слов не падут небеса и навсегда не придавят столь гнусную волосатую породу…
– И еще раз я перебью тебя, Конан из Киммерии, ибо чем больше ты говоришь, тем больше нуждаешься в отдыхе, – сказал Симур. – В заведение Локинии однажды попросилась женщина высокого роста и с широкими плечами, и Локиния ее взяла. Новая жрица любви после призналась, что происходит родом из грозного племени амазонок. А признавшись, она рассказала свою историю. Три десятка лет несчастная скакала на лошади, натягивала тетиву лука, размахивала саблей и страстно, как предписывают законы племени, ненавидела мужчин. Но вот в одном из сражений с воинами-мужчинами нашу амазонку захватили в плен. И, конечно же, подвергли страшному унижению, то есть надругались над ней, то есть воспользовались ею как женщиной и воспользовались не единожды. – Симур прервался на глоток вина. – А после милостиво отпустили восвояси. Амазонка вернулась к соплеменницам, которые ее пожалели и утешили. Но выдержала она прежней жизни всего с седмицу. Познанные новые ощущения не отпускали ее, лишали сна. И они, новые ощущения, наконец заставили женщину предать свое племя. Поскольку тридцать солнцеворотов амазонка провела беспорочно, словно жрица злобной богини целомудрия, то приходилось срочно наверстывать упущенное. Последнее обстоятельство и привело ее в веселый дом толстушки Локинии. Представь себе, она нисколько не жалеет о брошенных саблях и луках, о скачках по полю кровавой сечи. Иные скачки всецело захватили ее. Если ты воспользуешься приглашением Локинии… Однако мы отвлеклись. Продолжай же. Итак, лесная женщина держала лук наготове…
– …и внимательно, как диковинку в саду чудес, меня разглядывала.

* * *
Конан первым прервал игру в гляделки.
– Почему ты стреляла мимо?
– А ты хотел, чтобы в тебя, перекормыш?
– Тогда бы мне все было ясно. А так – мне не ясно, зачем стрелять, когда не желаешь убить или ранить.
– Я хотела, чтоб ты обернулся.
Лучница сидит и не шелохнется; Конан так не мог. Больно уж неудобна ветвь, покрытая влажным мхом, что для сиденья, что для стоянья. То нога затечет, то спину сведет. Приходится вертеться, менять позу. Чтоб уютно чувствовать себя на этих сучках, надо, не иначе, родиться птицей или жуком-древоточцем. Или лесной женщиной.
– А словом у вас не пользуются? Свистом, щелчком пальцами или криком «Эй, приятель!»…
Лучница надолго задумалась – похоже, Конан задал ей задачку…

* * *
– …К некоторым вещам привыкаешь с детства, – заметил Симур. – Они выглядят естественными, правильными и единственно возможными. Но вот оказываешься в чужеземии, или же чужеземцев прибивает к нашему берегу, знакомишься с их нравами и обычаями – и с удивлением обнаруживаешь, что носить в жару обувь под названием сандалии гораздо приятней, чем сапоги, что брать горячую еду с помощью серебряного двузубца удобней, чем руками. Или что можно воспользоваться словом вместо стрельбы из лука.
– Или хоть и хлопотно мыться каждый день, но от этого есть своя польза. У нас же в Киммерии было принято мыться раз в седмицу. Так вот… Лесная женщина молчала на этот раз дольше прежнего…

* * *
Лучница вышла из задумчивости неожиданной фразой:
– Со спины ты очень похож на брата. Но я обозналась.
«Брат, – промелькнуло в голове у Конана. – Не он ли мне нужен?»
– Ты поджидала здесь своего брата? Ты ждешь его возвращения?
– Мой брат ушел в Нижний дом, – произнесла она с торжественной печалью.
– И когда он вернется?
– Ты что, издеваешься надо мной, перекормыш! – Красивое лицо лесной девушки исказила злая гримаса, поднялся лук, деревянный наконечник нацелился в киммерийца, натянулась тетива.
– Нет, Апрея, – серьезно сказал киммериец. – Я просто не понял, о чем ты говоришь. И, кстати, перестань называть меня перекормышем. Я назвал тебе свое имя. Конан.
– Дурацкое имя, – фыркнула Апрея и отпустила тетиву. – Как у бумерков.
– Так, давай по порядку, – варвар поменял онемевшую руку, ухватился за лиану (без этого лишь лесная женщина может не падать с ветвей) другой рукой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85