– в голосе сокамерника послышалась угроза. – Я – Везунчик, и если я спрашиваю, надо отвечать. Понял?
Правой рукой назвавшийся Везунчиком провел по животу, словно поглаживая его после сытного обеда и – в его ладони появился гвоздь. Не сказать что очень длинный, но, конечно же, остро отточенный.

* * *
– От этого гвоздя ты не погиб, раз сидишь напротив меня, – надумал пошутить Симур.
– Да, – кивнул варвар, – точно так. Кром, наверное, свалился бы с неба от удивления, если бы я отправился на Серые Равнины после удара гвоздем. Будешь слушать дальше?

* * *
Конану пришла вдруг в голову идея. Он понял, почему та статуя, виденная им ночью на площади, лишена постамента и такая невысокая. Конечно, для того, чтобы эти безглазые могли ощупывать ее, когда вздумается. И через это можно… Ладно, додумаю на ходу, решил он.
– Слышь, Везунчик, у меня с гнилогноями все в порядке. Ты уже встречал такие, разве не припоминаешь?
Слепец-сокамерник наморщил лоб. Через какое-то время задумчивость на его лице уступила место злости.
– Ты над кем издеваешься, наглец? Надо мной?!
Везунчик сделал шаг к Конану, рука с гвоздем угрожающе приподнялась, ладонь до белизны костяшек сжала «оружие». Позорный испуг шевельнулся в сердце варвара, хотя бояться ему, зрячему, совершенно нечего: увернуться сумеет, отбежать сумеет, перехватить руку сумеет.
Киммерийцу стало стыдно за самого себя, когда он услышал, как торопливо говорит голосом, утратившим твердость:
– Нет, твои пальцы уже ощупывали такие же! Изваяние на площади. Ну, голова на туловище паука. Лицо с бородой. Четыре одинаковых лица и на всех гл… м-м… гнилогнои, как у меня. Слушай, да спрячь ты свою железку!
Железка выпала из разжавшейся ладони слепца и воткнулась острием в песок. Колени его подкосились, он опустился на песок, выговорил: «Ты – Всезнающий Бог! Ты – Кром!» и лишился чувств.
«Получается, они образину на паучьих ножках почитают за Крома», – неприятно поразило киммерийца это открытие.

* * *
– Зря я про Крома ляпнул. Ох, и намучился я тогда с моим новым знакомым! Когда он пришел в себя, мне пришлось долго успокаивать его, уговаривать обойтись без битья головой о песок и выкрикивания славословий. «Не Кром я, не Кром, и не бог», – устал повторять я, но, наконец-таки, достучался до него. «Не Кром? А кто тогда?» – спросил он, когда его рассудок вернулся на привычное место. А я еще тогда сам не решил, кто я такой для него, и потому начал издали.

* * *
– Вот посуди сам, – сказал Конан, – как я могу быть Кромом? Где живет Кром?
– Известно, где! – фыркнул Везунчик, сидя на корточках у противоположной решетки. – Он спит в Обители Богов, но знает о каждом человеке все, что тот делает и о чем думает. А когда настанет Последний Час, Кром проснется, победит всех и начнет вершить суд: кого из жителей отправить на Серые Равнины, а кого взять с собой в Обитель…
– Правильно. – Конан взял на заметку и то, что в компании здешних «богов» место Крома, оказывается, свободно. – Он спит. Как же, по-твоему, я, если я Кром, могу спать и одновременно находиться в Убежище Оступившихся? Разговаривать с тобой?
Везунчик озадаченно поскреб в клочковатой шевелюре. Не давая ему времени найти подходящий ответ, Конан продолжал наступление:
– И тебе прекрасно известно, как выглядит Кром, – варвара передернуло, – а я выгляжу, как нормальный человек, не так ли?
– Похож, – нехотя вынужден был признать Везунчик. – Вот только гнилогнои…
– Да забудь ты о гнилогноях! – рассердился киммериец. – Мало ли чего у меня там на лице… Я знавал одного торговца шерстью из Шагравара, так у него вообще два носа было.
Везунчик на мгновенье замер, потом недоверчиво потрогал свой нос, переспросил:
– Два? У него было два носа?! – и вдруг разразился таким хохотом, что даже затряслись стены клетки. – Два носа! Ну, ты сказал! Два!
– И это не мешало ему обвешивать покупателей так, что однажды стражники отрубили ему оба, – добавил Конан.
– Ой, я не могу!..
Несмотря на то, что Везунчик, судя по всему, особым умом не блистал, барьер недоверия можно было считать успешно преодоленным, а знакомство – состоявшимся. Теперь имело смысл расспросить сокамерника поподробнее о здешних порядках. А тот, как видно, был не новичком в Убежище Оступившихся.
– Эй, чего шумишь? – вдруг раздался за спиной Конана недовольный голос.
То ли из-за громогласного смеха Везунчика, то ли из-за прирожденной осторожной поступи местных жителей, но киммериец не услышал приближения незнакомца.
Он обернулся. По ту сторону решетки стоял высокий худощавый слепец с тупоносым дротиком в руках. Не иначе, местный надзиратель. Черноволосый, смуглый, с зашитыми по обыкновению глазами, он держался на безопасном расстоянии от клетки, однако дротик его был направлен точно в лоб весельчаку. На груди худощавого поблескивала крупная бляха с непонятным выпуклым символом.
– Прекратить смеяться! – гаркнул надзиратель. – А то щас как врежу промеж гнилогноев!
– Да ладно тебе, Коэн. Этот парень такую умору рассказывает, аж гной потек… – утирая слезы, сочащиеся через нитки, проговорил Везунчик. – Послушай только!
– Некогда мне слушать, – уже не так грубо отрезал названный Коэном. И повернулся ухом к киммерийцу. – Эй, чужак, ты чего народ пугаешь? А то щас и тебе ка-ак…
– Да ладно, Коэн, не злись. Лучше пожрать бы сготовил, жрать охота, сил нет…
– Пожра-ать, – проворчал надзиратель, но дротик опустил. – Тебе бы жрать только, лучше б о себе подумал, вот лопнет терпение у Богов, они с тобой церемониться и перестанут…
Продолжая ворчать что-то под нос, надзиратель удалился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85