Каждый в нём хотел увидеть своего героя и увидел. Мне лично Борис Николаевич представлялся творянином (от слова творец), то есть дворянином, графом нового времени, который выходом из партии, подобно Льву Николаевичу, заявил на весь мир — не могу молчать, лучше быть извергнутым из вашего круга «правительственных людей», чем быть с вами! Большую роль имело и сходство предания анафеме Толстого православной церковью, а Ельцина, так сказать, «церковью КПСС». В общем, каждый в соответствии со своими представлениями находил в нём своего героя.
И всё же не в опьянении дело. Наш народ — это коллективистский народ, любящий трудиться коллективно. Доярка из-под Владивостока хорошо понимала доярок из-под Курска, из-под Рязани, из-под Бреста и так далее, и так далее. Рабочий с «Дальзавода» прекрасно понимал рабочего с «Ижорского» завода. Трудящийся человек привык не спорить с начальством и решать с властью свои самые насущные вопросы тоже коллективно. Для простого народа было слишком умно сравнивать президента с великим старцем. Со «старотерпцем» — это еще, куда ни шло. Словом, народ в самой забитой русской деревне нёс свой голос избирателя в пользу Ельцина с одной надеждой — заключить негласный договор, консенсус (чёрт бы его побрал), который утратился при Горбачёве.
Мы тебе — власть, а ты нам хотя бы пообещай пусть не светлое завтра , а хоть какую-то заботу о нас.
Не пообещал. Советский народ — совки, быдло! А ведь в большинстве своём, как мы знаем, советские — это русские.
Именно тогда, средства массовой информации стали просто кишеть сообщениями о самоубийствах среди стариков и пожилых людей. «600 секунд» — была такая жестокая телевизионная программа — показала бабушку, ничком лёгшую на воды Невы и утонувшую (не пожелала поднять голову). Потом и квартирку её показали, чисто прибранную, а на столе: хлеб, селёдочка, колбаска и бутылка водки, а под ней карандашная писулька — простите, люди добрые, что так поступила, я жила для страны, а сейчас не знаю, зачем живу. Потом выяснилось, бабушка блокаду перенесла, а здесь не выдержала. Да и только ли одна бабушка?!
В те времена я был редактором новгородской газеты «Вече», следил за статистикой, русский народ буквально вымирал. Каждый год уносил в среднем по миллиону граждан, но это не бросалось в глаза потому, что цифры вымирания нивелировались притоком беженцев из СНГ.
Не знаю, есть ли на земле ещё подобная нация, люди которой, как мы иной раз говорим, маленькие обычные так бы тесно связывали свою личную жизнь с жизнью страны. Я говорю об этом не для того, чтобы возвеличивать, или принижать этот факт. Я хочу лишь одного, чтобы власть в своих кардинальных решениях учитывала, что среди русских такие люди есть.
Что касается Ельцина, при всём уважении к нему, невольно вспоминаются Одесские рассказы Бабеля.
«Об чём думает такой папаша? Он думает об выпить хорошую стопку водки, об дать кому-нибудь по морде, об своих конях — и ничего больше. Вы хотите жить, а он заставляет вас умирать двадцать раз на день».
Как только народ понял, о чём думает президент, как только почувствовал к себе наплевательское отношение — тут же и отшатнулся от него. Не отвернулся, как от Горбачёва , а именно отшатнулся. Конечно, нелёгкое это дело вести страну, но будем честны, Борис Николаевич слишком часто вёл её как бы в нетрезвом виде. Необоснованные рывки, зигзаги. Выскакивание на скользкую обочину. И всё над пропастью, да над пропастью с обязательными, но ненужными, сальто-мортале. Тут уж никого не волновало — кто станет следующим президентом? Все мы знали, наверное, хуже не будет, потому что хуже уже не бывает.
Был ли в Ельцинское время народ? Было ли гражданское общество? Вспомните самоотставку и покаянную речь президента, обращённую к нам, гражданам России. Вспомните первый Путинский указ, который вошёл в сознание, как оберегающий президента Ельцина. (Указ оберегал от кого? Наверное, от тех, у кого многие мечты не сбылись.) Словом, был народ, и было гражданское общество. Но всё это уже в прошлом и хотя ещё не поросло быльём, всех нас интересует, а что же сейчас?
Здравый смысл и поиск утраченного консенсуса
В очерке «Божественный Юлий» Гай Светоний Транквилл сообщает о нём: «Вина он пил очень мало — этого не отрицают даже его враги. Марку Катону принадлежат слова: „Цезарь один из всех берется за государственный переворот трезвым“.
После очередной Ельцинской рокировочки, которую в народе называли чехардой (высшие чиновники, вплоть до министров, узнавали о своих назначениях и смещениях из средств массовой информации). В газете «Московский комсомолец» (примерно на одну треть первой полосы) был опубликован рисунок: огромная дыра в кремлёвской стене, скачущий всадник в беленьком чепчике с обнажённой шашкой над головой (в больничном полосатом халате, экспрессивный, как бы только что вырвавшийся из смирительной рубашки). Вокруг всадника порубленные тела (может быть, даже кембриджских и гарвардских мальчиков). Один из них на последнем издыхании приподнял голову и в изумлении вопросил — зачем проснулся дедушка?
Я не любитель чёрного юмора, но тут поневоле улыбнёшься — хо-ороший вопрос . Но мальчик никогда не узнает ответа. И вовсе не по той причине, по которой роза никогда не узнает о смерти садовника. Тут всё проще и грубее — понимаешь, взбрело в голову. И даже не надо объяснять, почему и что взбрело. Президент подотчётен только народу, а консенсус между ним и народом не состоялся. В самом деле, какой консенсус — голосуй, а то проиграешь?!
Однако отсутствие консенсуса (как показала жизнь) не столько губительно для народа, сколько для высшей власти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10