Часа четыре ходили по квартире, все перевернули. Было видно, надо было хоть что-то забрать. Просмотрели все видеокассеты, на одной был нашумевший фильм Юрия Хащеватского про Лукашенко «Обыкновенный президент». Забирают. «Зачем?»— спрашиваем. «Вы же понимаете, что это мы не можем ни взять». Взяли блокнот, с записями пятилетней давности, дискеты времен учебы в институте.
Тут им по рации передают: «Главное — найти карты».
Какие еще карты? Оказывается,понадобились карты Беларуси или Литвы. Вдруг один из рывшихся в шкафу завопил: «Понятые, внимание! Карта!» Достает ее и внимательно рассматривает. «Товарищ, — говорю, — успокойтесь, это же карта Брюсселя!» Наконец, начались «Новости» на ОРТ и мы узнали, что произошло на самом деле. Стали выпроваживать «гостей»: «Идите, нам надо внучку спать укладывать». А Лиза веселая ходила. Ей исполнился всего годик и она была рада видеть столько людей в доме. Ходила за следователями и все дудела им на дудочке.
Примерно так же прошли обыски в квартирах Димы Завадского и Славы Овчинникова.
28 июля.
В 3 часа ночи нас на разных машинах отвезли в Гродно, в изолятор временного содержания Ленинского РОВДа. Там, как оказалось, нас уже ждали и встретили сурово, но вежливо. Один из сержантов сообщил, что в каждом выпуске новостей российских телеканалов передают сообщения о нашем аресте. Стало как-то полегче.
Опять личный досмотр. В камеру разрешили взять только сигареты, а вот зажигалку — нет, не положено. Камера в ИВС чуть побольше собачей конуры — полтора метра на два с половиной. Дверь обита железом, открывается только для небольшого прохода. В ней, на уровне 1,5 метра от пола, сделано маленькое окошко-«кормушка» и врезан «глазок». Первые дни после ареста проходят именно в таких изоляторах и это самое тяжелое время. Именно в первые дни, рассчитывая на стресс, следствие давит на человека, морально и физически. Именно во время содержания в ИВС следователи выбивают показания и ломают людей. Именно в первые дни получают показания, которые лягут в основу обвинения. Если человеку хватит сил продержаться 3-7-10 дней до перевода в следственный изолятор либо следственную тюрьму, то шансы выйти с минимальными потерями заметно возрастают.
Укладываюсь. Минут через десять начинает неметь рука, затем — нога, потом вся правая часть тела. Переворачиваюсь на другой бок — все повторяется. При этом бьет дрожь то ли от холода, то ли от нервов. Чтобы создать минимум комфорта, снимаю рубашку, сворачиваю и подкладываю под голову. Из «толчка» идет страшная вонь — небольшая труба от канализации специально выведена наружу, и камера просто заполнена зловонием. Заткнуть трубу нечем, разве только пачкой из-под сигарет. Но надо заставить себя заснуть, забыться... Часы отобрали при личном досмотре, поэтому приходится по внутреннему распорядку изолятора.
День начинается с уборки камеры. В полдень обход изолятора совершает начальник. Как ни странно, майор оказался внимателен и вежлив.
— Какие-то проблемы?
— Нечем прикурить.
— Ну, я всегда на обход беру спички и сигареты. Майор отсыпал спичек и оторвал кусочек серы от коробка.
— Может у вас газеты есть? У меня в сумке книга, можно ее получить?
— Книгу мы вам дадим, но с газетами напряженка. Как себя чувствуете, жалоб на условия нет? — интересуется майор.
— Холодно.
— Ничего, держитесь. Что-нибудь придумаем, — посочувствовал майор Саливончик.
Книгу мне вернули, принесли и газеты, правда, милицейские. О том, что в понедельник появились первые протесты по поводу ареста группы ОРТ, в них ничего не было. Между тем, арест журналистов ОРТ получил широкий резонанс.
Департамент печати и информации российского МИД сделал специальное заявление и выразил надежду на разумное разрешение конфликта. На следующий же день белорусского посола в Москве пригласили в Министерство иностранных дел России и попросили прояснить ситуацию. 70 белорусских журналистов подписали обращение Белорусской ассоциации журналистов в защиту сотрудников ОРТ и направили его белорусским и российским властям, в ООН, структуры Европейского союза, Международный хельсинкский комитет: «Мы требуем немедленного освобождения Павла Шеремета, Дмитрия Завадского и Ярослава Овчинникова. Мы требуем открытого и справедливого расследования преступлений против свободы слова в Беларуси. Происшедшее с Павлом Шереметом — не только расправа с неугодным журналистом, но еще и попытка запугать нас, заставить замолчать. Мы обращаемся ко всем, для кого свобода слова не пустой звук. Павлу Шеремету, Дмитрию Завадскому и Ярославу Овчинникову нужна ваша помощь!».
«Международная амнистия» объявила арестованных сотрудников ОРТ узниками совести. Это был первый за последние десять лет случай, когда узниками совести объявлялись граждане бывшего Советского Союза. Но, сидя в ИВС, ничего этого я, понятно, не знал.
… Примерно в 17.00 в изолятор привозят еду. Это нельзя назвать ни обедом, ни ужином, поскольку кормят один раз в сутки. (Правда, с нашим «подселением» по утрам стали давать чай). Кормежка в ИВС — это последнее прощание с волей: сюда еду привозят из прикрепленной столовой или кафе, поэтому пища здесь — еще не тюремная баланда. Нормальный общепитовский борщ, потом в ту же миску — второе с мясом, затем кружка чая и полбуханки хорошего хлеба. Таков суточный рацион. Воду в старых пластиковых бутылках в камеру приносят надзиратели.
Неожиданно выдергивают на допрос. Дела о нарушении границы еще со времен СССР ведет КГБ, а потому конвой тоже«гэбэшный». За мной пришли двое молодых парней. Блондин с электрошокером, надевая наручники, осведомился:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74