В конце 1991 года руководство Минобороны многократно обращалось к Горбачеву и Ельцину с тревожными предупреждениями об очень вероятных тяжелых последствиях зреющего раздела Вооруженных Сил СССР. Многие республики уже по своему усмотрению национализировали части и вооружения, боевую технику и боеприпасы.
Но этот процесс из Центра уже никто не мог остановить: к декабрю 1991 года Горбачев уже ничего не решал, а Ельцин не мог решать все.
Уже тогда многие аналитики Генштаба достаточно точно предвидели, какое мрачное будущее ждет Кавказ, если Москва не позаботится о всестороннем контроле над вооружениями.
И в сообщениях нашей разведки с Кавказа то и дело подчеркивалось: в регионе динамично развиваются сепаратистские настроения, усиливаются территориальные претензии республик друг к другу, идет тайная «накачка» стволами, тяжелым оружием и боеприпасами различного рода националистических и криминальных формирований.
Генштаб обращал внимание Кремля на то, что ослабление центральной власти неминуемо приведет к возрождению воинствующего национализма и сепаратизма на окраинах Союза. Кавказ все чаще хватался за оружие. Снова, как и в давние времена, республики начали выяснять «истинную принадлежность» тех или иных территорий, селений, «старшинство» наций, родов и тейпов.
Во времена Советского Союза, вплоть до середины 80-х годов, центральная власть на Кавказе была еще достаточно сильна, чтобы удерживать народы от взаимных территориальных притязаний и межнациональных войн.
Со времен глубокой старины Кавказ был головной болью властей, гигантской мясорубкой, в которую много раз заталкивались русские полки и дивизии, вплоть до тех времен, когда царская, а затем советская власть не навели там свой порядок.
Сегодня можно много говорить о методах наведения этого порядка, о том, силком или добровольно входили в свое время некоторые республики Кавказа в состав СССР, можно без конца дебатировать о сталинской политике геноцида, осуждать преступные методы решения национального вопроса на Кавказе во времена Союза.
Но в конце концов, переступив через многие перегибы (к сожалению, не обошлось без больших человеческих жертв), Москва все же сумела взять под контроль гремучую смесь кавказского национализма и сепаратизма и долгие годы не давала возможности этой страшной заразе выползать на поверхность. Именно в советское время, вплоть до горбачевской перестройки, Кавказ, пожалуй, самый долгий период за последние столетия, не испытывал горя от братоубийственных войн (нынешняя демократическая Россия сама разожгла ее там в декабре 94-го).
Советская власть на Кавказе доказала свою способность удерживать его от проявления зверских инстинктов поножовщины и кровной мести. Малейшее ослабление контроля над этими инстинктами, а тем более над гигантскими арсеналами оружия Советской Армии, открывало самые мрачные перспективы.
Кончина советской власти на Кавказе предвещала войны.
Генералы и офицеры Минобороны и Генштаба жили с мрачным предчувствием грозящих стране и армии катаклизмов. Почти каждый рабочий день оперативных дежурных ГШ начинался с того, что они получали длинный перечень новых сообщений из войск Закавказского и Северо-Кавказского военных округов о нападениях на наши части, захватах оружия и гибели людей…
Головоломка
Когда стало ясно, что дележки вооружений и боеприпасов на Кавказе уже не избежать, в Генштабе начали прорабатывать варианты решения этой проблемы еще до того, как она достигла своего пика. На сей счет существовало несколько точек зрения.
Первая — экстренно приступить к массовому вывозу наземным и воздушным транспортом оружия и боеприпасов из частей, дислоцирующихся в регионе. И прежде всего, из наиболее взрывоопасных в политическом отношении районов.
Вторая — во избежание сопротивления местных властей вывозу оружия и боеприпасов, оставить кавказским республикам минимум техники и оружия (в первую очередь — устаревших образцов), а остальное — под усиленной охраной перебрасывать в Россию.
Третья — вывезти с Кавказа максимально возможное количество новых боеприпасов и оружия, а устаревшие стащить в крупные «узловые» базы и содержать там до принятия политических договоренностей между властями России и республиками региона.
Была в Генштабе и четвертая, негласная, точка зрения на решение проблемы: пользуясь тем, что нападения на наши склады учащаются, оцепить для безопасности районы и имитировать несколько подрывов тех арсеналов, в которых боеприпасы имели наибольший срок хранения, и выдать все это за диверсию.
Но удалось осуществить лишь часть этих замыслов. Руководство Минобороны и Генштаба, командование СКВО и ЗакВО уже было не в состоянии в полном объеме реализовать задуманное: многие наши гарнизоны и склады на Кавказе все чаще попадали в окружение местных националистических формирований. Командиры наших частей и дивизий в авральном порядке принялись вывозить на территорию России все, что можно было вывезти без больших эксцессов. Часто было не до оружия — прежде всего надо было думать о спасении людей.
Судя по некоторым выступлениям Евгения Шапошникова, он тогда еще и сам не верил, что маховик раздела Вооруженных сил закрутится с такой быстротой. Положение вокруг наших частей на Кавказе развивалось так, что на него уже нельзя было повлиять ни президентскими указами, ни министерскими приказами, ни генштабовскими директивами.
Мне кажется, будь в ту пору на месте Шапошникова кто угодно, результаты его усилий были бы такими же:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171