Исходя из того, что мистер Дункан когда-то сделал для меня, мы заключили, что и в данном случае имело место нечто подобное. И твоя находка блестяще подтвердила нашу правоту — твой отец занимался частными инвестициями, хотя я бы скорее назвал это благотворительностью — ведь со своих миллионов он не получал ни цента дохода. Но, как бы там ни было, эта сторона его деятельности оставалась для нас белым пятном. Чтобы изобличить Уолша — то есть не изобличить, а хотя бы получить представление о том, что связывало его с твоим отцом, — нам необходимо было получить доступ к личным бумагам твоего отца.
Рэчел судорожно вздохнула.
— Понятно… И кому из вас, тебе или Нику, пришла в голову эта блестящая идея — воспользоваться твоим сходством с… с Томасом?
— Рэчел!..
— Что — Рэчел? Ведь в этом заключался ваш план? Ты должен был втереться ко мне в доверие и получить доступ к личным бумагам отца, не так ли?
— Быть может, это так выглядит, но на самом деле…
— Брось, Эдам! Разве не в этом заключалось твое задание? О, это было очень умно: рассказать мне про Деньги, которые ты получил от отца, заставить меня сомневаться и тем самым вынудить меня начать поиски соответствующих документов и записей. В конце концов все вышло по-вашему, и даже быстрее, чем вы могли надеяться при любом другом раскладе. И после этого ты станешь отрицать, что никто не поручал тебе разговаривать со мной об отце, помогать мне разбирать его письма, рыться в его столе? А записная книжка, которая оказалась в кармане твоей куртки? Ты уверен, что действительно положил ее туда случайно?
— Рэчел, ты только не волнуйся!
— А я спокойна, — ответила она, с удивлением отметив, что ее голос и вправду почти не дрожит. — Да и какие у меня основания сердиться, расстраиваться, волноваться? В конце концов, вы с Ником просто хотели отомстить за смерть моего отца.
— И защитить тебя.
— Но началось-то все с расследования гибели папы, верно?
Эдам упрямо наклонил голову.
— Я многим ему обязан. И Ник тоже.
— А мне вы не обязаны ничем… Что ж, я вас понимаю!
— Рэчел, пожалуйста… Я не хотел сделать тебе больно. И я никогда тебя не обманывал. То, что между нами произошло…
— Между нами ничего не было, Эдам, — перебила его Рэчел. — И не могло быть.
На щеке Эдама дернулся мускул.
— Тебе виднее.
— Не скажи… — Рэчел негромко усмехнулась. — В каком-то смысле Грэм был прав — все это с самого начала было надувательством, чудовищным обманом… — В голосе ее неожиданно задрожали слезы. — Я доверяла тебе, была с тобой откровенна, а ты мотал все на ус и упорно искал отцовские бумаги!
— Но Рэчел!..
Рэчел встала и шагнула к двери.
— Мне пора домой. До свидания.
Эдам одним прыжком оказался возле нее. Схватив Рэчел за руку, он заставил ее повернуться и посмотреть ему в лицо.
— Нет, подожди! Ты должна меня выслушать.
— А что ты можешь мне сказать? Придумаешь новую ложь? Нет, с меня довольно!
Кровь отхлынула от лица Эдама. Он побледнел, а пальцы его с такой силой сжали руку Рэчел, что ей стало больно.
— Хорошо, не слушай, — сказал он резко.
В следующую секунду он обхватил ее за плечи и, крепко прижав к себе, впился в ее губы поцелуем.
Рэчел могла бы возразить, что она слишком рассержена и уязвлена, чтобы отвечать желанием на его животный порыв. Она могла бы припомнить, что этот человек еще не объяснил ей слишком многого. Наконец, она могла сказать, что не может стать любовницей человека, которого едва знает.
Но во всех случаях она бы ошиблась,
Жгучий чувственный голод, отблески которого она несколько раз замечала в его глазах, запылал во всю силу, и его тело дрожало как в лихорадке. Эдам целовал ее с такой ненасытной жадностью, словно был совершенно уверен, что этот раз — последний и что он больше никогда ее не увидит. Он прижимал Рэчел к себе крепко и страстно, словно боялся, что кто-то может отнять ее у него. Это могучее, всепоглощающее желание было взрывоопасным, гибельным, но оно же несло с собой обещание райского блаженства. Оно проникало ей в душу со странной легкостью, и у Рэчел не нашлось ни сил, ни решимости противостоять ему.
Ее тело, не повиновавшееся более голосу рассудка, подалось навстречу Эдаму, а руки обвили шею со страстью, которую Рэчел даже не пыталась скрывать. Единственным ее желанием в эти минуты было дать ему то, что он хочет.
И она тоже этого хотела.
Эдам негромко застонал, не отрывая губ от ее рта. На мгновение он прижал ее еще крепче, но потом отпустил, отстранившись ровно настолько, чтобы прошептать:
— Скажи, что ты готова, Рэчел… Скажи, что хочешь меня.
— Я хочу тебя. — Быстрым движением она расстегнула его рубашку, спустила с плеч и приникла губами к его мускулистой груди.
— Ты уверена? — прерывисто спросил он.
—Да.
И он поверил ей. Он отчаянно нуждался именно в таких словах.
В комнате царил серый предрассветный сумрак, и было так тихо, что Рэчел казалось, будто в целом мире не существует ничего и никого, кроме них двоих. Даже опасность, грозившая ей, вдруг потеряла какое-либо значение и отступила, растворяясь в жаре их тел и сердец.
Они вели себя так, словно уже давно были любовниками, которые не колеблются и не стесняются друг друга. Каждый из них настроился на душевную волну другого с такой легкостью, словно они были вместе уже не в первый раз. Каждое прикосновение, каждый поцелуй были неторопливыми, ожидаемыми и оттого — вдвойне желанными, а отсутствие видимой поспешности — оно, впрочем, было только кажущимся, ибо ни один из них не владел собой вполне — лишь сильнее разжигало их страсть, которая была сродни буре, бушующей за окном и готовой каждую минуту ворваться в дом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124