Выражение лица темнокожей служанки сразу изменилось. Было видно, что разговор о Джеффе доставляет ей удовольствие.
— Молодой хозяин помогает Арнольду наводить порядок в хижинах. По крайней мере он крутился сейчас именно там.
— Уверена, что Арнольд не в восторге от такой помощи, — вздохнул Джон.
— Да что вы! Они прекрасно нашли общий язык с моим мужем: понимают друг друга с полуслова.
— Арнольд у нас главный специалист по всему, что связано с землей, — пояснила Сью Дженни и Бретту.
— Стало быть, вам повезло не только с Хестер, но и с Арнольдом. Представляю, сколько труда потребовалось, чтобы содержать усадьбу в таком порядке!
Перебивая друг друга, Темплтоны сразу заговорили об усадьбе, цветах, снова вспомнили о ресторане. «Да, — подумала Дженни, — у них дело должно пойти».
Вечерело. Дженни сидела на веранде, и успевший остыть воздух приятно холодил кожу. Закат был прекрасен. Малиновое солнце золотило верхушки вековых дубов. Как много семей, должно быть, сейчас так же наблюдают за величественным заходом светила, забыв о городской суете, не думая о тех заботах, которые снова захлестнут их на следующий день! Дорога из кирпича оранжевой нитью вилась между деревьями и исчезала вдали.
Голос призывающей к ужину домоправительницы прервал мысли Дженни. Несмотря на то что Хестер прожила всю свою жизнь в сельской местности, манеры ее были безупречны. Вообще гости постоянно ощущали искреннее гостеприимство и чуткую заботу о себе.
Поужинав, Джон пригласил Бретта пройти в библиотеку.
— Посмотрите, вот тот дневник, о котором я вам писал. Очень надеюсь, что вас это заинтересует.
Бретт взглянул на протянутый дневник, как на змею.
— Мы нашли на чердаке большой сундук, — пояснил Темплтон. — Именно в нем и обнаружились эти старые записи. Кстати, они очень неплохо сохранились, только бумага пожелтела, а сама обложка почти как новая. Именно из-за сундука ни одна мышка до них не добралась, — улыбнулся Джон.
— Благодарю вас.
Бретт все-таки нашел в себе силы взять в руки тетрадь. Ничего не произошло, стены не дали трещину, потолок не обрушился на голову.
— Я думаю, нам будет о чем поговорить после того, как вы прочтете эти записи, — сказал Джон.
Бретт покрутил дневник в руках. Дженни помогала Сью и Хестер убирать со стола, поэтому он мог ознакомиться с его содержанием в одиночестве. Бретт включил лампу и уселся на стул девятнадцатого века, величиной и громоздкостью напоминающий инвалидную коляску. Такие стулья он встречал только в библиотеке имени Джексона в Новом Орлеане.
Дрожащими руками Бретт открыл старый дневник.
«Мой дневник.
Моди Гэмптон.
1 января, 1857 г.
Сегодня, в первый день нового года, я приняла окончательное решение избавиться от своей кузины. Брат этой мерзавки, Рэнделл, кажется, говорил с Сэзом об их женитьбе. Я Никогда Не Допущу Этого!
Мой дорогой Сэз никогда не женится на этой стерве! Его женой буду я, только я и никто другой.
Я ненавижу ее.
22 февраля, 1857 г.
Сегодня моя маленькая бедная кузина чуть было не отдала Богу душу. Как же неудачно получилось, что ее горничная вошла в комнату в тот самый момент, когда Анна уже протянула руку к ящику стола и, умышленно или неумышленно, отвлекла ее каким-то пустяком. Вечно сующаяся не в свои дела негритянка испортила все дело.
Знала ли она? Может быть, случайно видела, как я засунула в ящик змею? Дельях достаточно умна, чтобы представить себе, что я с ней сделаю, если она обо всем расскажет в открытую. Высеку? Покалечу? Да я просто убью ее, не раздумывая! Конечно, под строжайшим секретом она может сболтнуть что-нибудь своему деду — старому Солу. Но, во-первых, старик слишком глуп, во-вторых, он, если и поверит в услышанное, заставит Дельях молчать.
Теперь мне придется придумывать что-нибудь новенькое. Сэз влюблен по уши. В последний раз на пикнике он даже не стал со мной разговаривать.
Ладно, еще не поздно…»
Бретт, успевший отвыкнуть от рукописных строчек, временами с трудом ориентировался в витиеватом старинном почерке. Но сами чернила не так уж сильно выцвели, и разбирать записи оказалось значительно проще, чем Бретт рассчитывал.
Он проглатывал страницу за страницей, не замечая хода времени и не находя объяснения происходящему. Он читал свое собственное произведение, это был его роман, но события, порожденные его фантазией, описало другое лицо — Моди Гэмптон.
В «Безумной ярости» рассказчик постоянно менялся: это были и Моди, и Рэнделл, и Гэмптоны — родители Анны. Но чаще всего Анна или Сэз.
Дневник имел только одного автора. И черт побери Бретта, если он понимал, как такое могло случиться. Он закрыл глаза и снова и снова повторял себе, что это — совпадение, и только совпадение.
Бретт не убеждал себя, а просто таким образом старался заглушить другой, внутренний голос, утверждающий совсем иное.
Уже за полночь Бретт пришел в спальню.
Дженни сначала тоже хотела пойти с ним в библиотеку, но потом передумала. Она слишком хорошо изучила реакцию Бретта на все, что касалось переселения душ, прошлой жизни и ее взаимосвязи с настоящей.
Тем не менее посещение «Дупла дуба» было его идеей. Писатели всегда отличались профессиональным любопытством, и Бретт не был исключением. Пускай он вздрагивал при слове «реинкарнация», но отказать себе в возможности заглянуть в дневник Моди Гэмптон, естественно, не смог.
С Дженни успело семь потов сойти, пока она ждала Бретта из библиотеки. Она не знала, что он может найти в записях, а стало быть, его дальнейшие действия были непредсказуемы. Может быть, после всего Бретт поверит в то, что в предыдущей жизни она действительно была Анной?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84