Стопка бумаг, телефон и компьютерный модем выглядели хрупкими надпалубными сооружениями; впрочем, она догадывалась, какой кавардак царит в ящиках этого внушительного стола.
Митч дал ей постоять с минуту и насладиться зрелищем его макушки и затылка, где волосы отросли чуть длиннее положенного и свисали на воротник. Неужели она провела ночь в постели этого мужчины?
Откуда в нем такой могучий собственнический инстинкт, откуда такая иррациональность? Не знай она его как облупленного, имела бы право заподозрить неуемную ревность. Однако сила его ярости превышала всякую меру.
Она добилась своего: Брент не станет давать показания против нее. Но не создала ли она тем самым непреодолимую трещину между собой и Митчем? Что же теперь делать?
Наконец Митч встал и отбросил ручку.
– Полагаю, ты ожидаешь, что я буду твоим защитником на процессе?
– Да. – Она выдавила это слово на пределе сил. Значит, разговор пойдет о суде, а не об их личных отношениях. А чего, собственно, она ожидала? Извинений? Клятвы в вечной любви?
Он обошел стол, уселся на лучезарную крышку, задрав одну ногу, и учинил бесстыдный осмотр ее тела.
– Давай кое-что выясним.
Он прикоснулся к ее щеке, провел костяшками пальцев от виска к подбородку. Она стояла неподвижно, не зная, чего от него ожидать, зато отлично зная кое-что другое: от ее реакции зависело все ее будущее, то есть его способность простить ей поцелуй Брента.
– Что именно выяснять? – пролепетала она.
Теперь его рука сползла ей на плечо – теплая, сильная, волнующая рука. Ей не нравился его пристальный взгляд. Она была знакома с этим взглядом и знала его назначение. Митч был мастером сексуального устрашения. Несмотря на все, он знал, что она по-прежнему вожделеет его, не может уснуть по ночам, мечтая о нем, что из-за него она не желает вспоминать собственного отца.
– Ты серьезно относишься к моей защите, да, Митч? – спросила она, стараясь придать разговору профессиональное направление.
– Конечно – если мы договоримся.
– О чем?
– Я получил то, что хотел. Ты тоже получила то, что я хотел. – Он взял ее за подбородок, провел большим пальцем по ее нижней губе от одного уголка рта до другого. Он заставил ее запрокинуть голову, и у нее не осталось иного выхода, кроме как посмотреть ему в глаза.
Его взгляд был прикован к ее губам. Потом их взгляды встретились. В его глазах горел такой недвусмысленный призыв, что она затаила дыхание.
Он усмехнулся, наслаждаясь непреодолимой силой телесного притяжения, грозившей расплющить обоих. Не дав ей заговорить, он накрыл ее рот своими раскаленными губами. Его поцелуй был совершенно бесхитростным, он выдавал одно – его безудержную похоть.
Она хотела было вскрикнуть, но крик захлебнулся в горле; в следующее мгновение по ее телу разлился жар страсти. Его язык трепетал у ее неба, руки ерошили волосы, удерживая ее голову в удобном для поцелуя положении.
После стольких дней – и особенно ночей – одиночества, после жарких мечтаний о нем она наслаждалась поцелуем и лелеяла ответное пламя, крохотное, непрошеное, занимавшееся у нее внутри. Он, должно быть, почувствовал, что сопротивления не предвидится, и оторвался от ее губ.
– Сегодня же, до моего возвращения, ты перенесешь все свои вещи ко мне. Расположишься поудобнее и приготовишь ужин. Учти, ты подашь его в постель.
На столе ожил коммутатор, и он отвернулся от нее, совершенно уверенный в ее согласии.
Вот оно что! Пока она шагала прочь из кабинета, у нее постепенно прояснилось в голове. Секс! Именно к этому сводилось отношение Митча. Она задохнулась от негодования. Попытки взять себя в руки оказались бесплодными. На сей раз она не запрыгнет к Митчу в постель.
Возня у двери отвлекла Митча от телефонного совещания с несколькими абонентами. Ройс рвалась обратно, секретарша преграждала ей путь. Снова что-то не так? Он думал, что все утряслось, но бешенство на лице Ройс напомнило ему, как она набросилась на него на похоронах своего отца.
Он жестом приказал секретарше впустить Ройс, надеясь, что она остынет, пока он будет совещаться. Она обежала стол, не удосужившись поправить растрепанные волосы, и решительным нажатием кнопки прервала связь.
– Ты разъединила меня с четырьмя ведущими юристами штата. – Его тон был шутливым. Он еще не понял, что происходит.
– Скажи, что понимаешь, зачем мне понадобилось встречаться с Брентом.
Господи, вот это-то ему и не хотелось обсуждать! Фотография с целующимися Ройс и Брентом сильно его удивила. Что уж там, взбесила! Но он вопреки всякой логике простил ее.
– Понимаю, понимаю, – отозвался он тоном, не оставлявшим сомнений, что он как был, так и остался в горьком недоумении.
– Оставь свои шутки, Митч. Объясни, почему ты так взбесился.
Он почувствовал, что ей действительно требуется ответ по существу.
– Мы договорились, что я отвечаю за твое дело. Ты же пользуешься первой возможностью, чтобы броситься ему на шею. Тебе еще повезло, что все окончилось испугом. Фотография Ингеблатта могла бы перечеркнуть все наши усилия по лепке твоего положительного образа.
– Я была вынуждена рисковать. Мне было необходимо нейтрализовать Брента как свидетеля. Ты же сам втолковывал мне, как косо будут смотреть на меня присяжные после его показаний.
Он рассматривал ее и вспоминал, что тоже в свое время находился в ловушке, чувствовал себя беспомощной жертвой. С тех пор прошло немало лет, но ощущение не утратило живости.
– Я тебя не осуждаю, – сказал он. Он не простил ее до конца, просто сейчас у него не было выбора. Она требовала понимания, сочувствия. Он был принужден к сдаче, хотя при одной мысли о том, как Брент целовал Ройс, готов был придушить ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132