В следующее мгновение ей почудилось, что рядом вырос фотограф со вспышкой. Но нет, то была не вспышка, а спокойное мерцание: у нее в сумочке лежали бриллиантовые сережки!
5
– Чья-то идиотская шутка! – Ройс обернулась к Бренту, но тот попятился от нее, воссоединившись с родителями.
– Как ты могла, Ройс? – с негодованием процедил Брент.
Она воззвала было к его здравому смыслу, хотя ее уже охватил страх:
– Зачем бы я стала открывать сумочку, знай я…
– Вы арестованы. – Сильная мужская рука сковала ее запястье.
– Это ошибка! – обреченно возразила она, чувствуя, что вокруг смыкается толпа: каждому хотелось поглазеть на сережки и злосчастную сумочку, перекочевавшие в руки охранника.
– Так я и знала, что она выкинет что-то в этом роде, – заявила Элеонора сыну.
На красивом лице Брента выступили красные пятна, он брезгливо стиснул челюсти. Неужели он способен поверить, что это ее рук дело? Кажется, способен. Невероятно! Разве он ее не любит? Почему он не говорит ни слова в ее защиту?
Молчал не один Брент, но и все вокруг. Ройс читала у всех в глазах безоговорочное осуждение и тщетно переводила взгляд с одного лица на другое в поисках сочувствия. В задних рядах она заметила Митча, который по-прежнему таращился на нее, только на сей раз с непроницаемым видом.
– Зачем я стала бы совершать подобную глупость? – взмолилась она.
– Не говори ни слова. – Рядом с ней появилась Вал. Ройс заметила, что к ней протискивается и Талиа. – Мы постараемся оказать тебе помощь. Не волнуйся.
Несколько охранников проложили коридор в толпе любопытных. ЭТО ПРОИСХОДИТ НА САМОМ ДЕЛЕ, ПРОИСХОДИТ СО МНОЙ! Ее захлестнула волна горячего стыда. На лице появилось упрямое, замкнутое выражение, всегда служившее отцу поводом для подтрунивания. Ройс не сводила глаз с двери, стараясь не замечать вспышек и тихого стрекотания видеокамер, снимавших сцену ее унижения, которой предстояло благоприятно повлиять на вечерний рейтинг нескольких телеканалов.
Дорога до участка превратилась в череду образов и ощущений, которые она отказывалась воспринимать осознанно. Она улавливала только хрип рации и завывание сирены. Потертое заднее сиденье машины провоняло табаком. От переднего сиденья ее отделяла стальная сетка, за которой она чувствовала себя опасным зверем, запертым в клетке.
Она все больше понимала, что происходящее с ней – вовсе не шутка, и все больше поддавалась панике. Кто-то подложил чертовы сережки ей в сумочку с намерением подвести ее под арест. Она сама облегчила задачу своим недругам, оставив бархатного котенка на столе. Устроить ей ловушку мог кто угодно, но у нее почему-то не выходила из головы торжествующая улыбка Элеоноры Фаренхолт.
Неужели она ее так люто ненавидит? Ройс вспомнила все мелкие уколы, завуалированные и открытые оскорбления, которые ей приходилось выслушивать от будущей свекрови. Все признаки ненависти были налицо, только она отказывалась правильно интерпретировать факты.
– Что мне теперь делать? – обреченно шептала она. – Уверена, Брент мне поможет, – Однако, уговаривая себя, она отлично знала, что это иллюзия. Он твердил о своей любви, однако истолковал первое же сомнение не в ее пользу. Это причиняло ей столь же сильную боль, как и сам факт ареста.
Значит, он ее не любит? Она все время задавала себе этот вопрос, вспоминая, сколько раз он заверял ее, как она нужна ему. Она принимала его за внимательного, любящего человека, точную копию ее отца. Но при первом же испытании он встал на сторону своих родителей, тем самым плюнув ей в лицо.
В участке Ройс привели в просторный накопитель, набитый женщинами, дожидающимися оформления задержания. За ней захлопнулась железная дверь. Она посмотрела на длинные ряды металлических лавок. Все места были заняты; в помещении стояла тишина, нарушаемая только гудением люминесцентных ламп. Одни женщины поглядывали на нее с подозрением, другие – с открытой враждебностью.
«В чем дело?» – спросила она себя, видя, что ни одна не соизволит подвинуться. Еще не познакомившись с ней, женщины испытывали к ней неприязнь. Судя по всему, все они были бедны. Она обратила внимание на проститутку в высоких, до бедер, сапогах из потрескавшегося винила, на женщину в пропотевшей майке и теннисных тапочках без шнурков.
Ройс хватило нескольких секунд, чтобы определить, что все дело в ее платье. В нем она становилась для остальных такой же чужой, как если бы напялила космический скафандр. Дорогая тряпка так же дразнила этих обездоленных, как бездомных – норковые манто.
Женщины на скамьях, подобно аукционной толпе, выносили ей приговор, однако здесь он звучал иначе: она признавалась виновной в богатстве. «Я НЕ БОГАТАЯ! – хотелось крикнуть ей. – Я КУПИЛА ЭТО ПЛАТЬЕ НА РАСПРОДАЖЕ!»
Наконец блондинка с туловищем, напоминающим изяществом могильную плиту, подвинулась, предоставляя Ройс пространство площадью с ладонь. Усевшись, Ройс стала объектом пристального изучения зловещей доброхотки, от которого поежился бы бывалый бойцовый пес. Остальные тоже глазели на нее, проявляя теперь, когда она села, еще больше любопытства. Ройс смекнула, что здоровенная блондинка исполняет здесь роль предводительницы и внушает остальным страх.
Глядя прямо перед собой, Ройс ощущала рядом сокрушительное присутствие лидерши, которая буквально пожирала ее взглядом. Положив на бедро Ройс свою уродливую лапу, она стала перебирать бисер.
– Прекрати. – Ройс сбросила ее руку, не побоявшись встретиться с ней взглядом. Глаза блондинки были так же черны, как корни ее волос, и источали сильнейшую ненависть, о существовании которой в природе Ройс прежде не догадывалась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132