Для того чтобы достигнуть Мальты, «Нельсону», кораблю Йена, пришлось бы пробираться сквозь густой немецкий невод.
Господи, сделай так, чтобы они не заметили «Нельсон»!
– Что насчет погоды? – спросила Пифани у коллег, воспользовавшись передышкой.
– Ясно. Полнолуние.
– Боже, – зашептана она, – устрой «кслокк», «неббию», хоть что-нибудь! Лишь бы не «бомбовая луна»!
Треск в эфире оформился в краткое сообщение: немцы засекли «Нельсон». Пифани бросила карандаш, схватилась обеими руками за наушники и стана переводить про себя. Склонив голову и зажмурившись (впервые ей помешал свет), она вся превратилась в слух. Какой-то час – и «Нельсон» достигнет мальтийского берега. Господи, сделай так, чтобы волчья стая осталась ни с чем!
Прошло несколько секунд – и «Гейдельберг» выпустил первую торпеду, потом вторую, третью.
«Нельсон» стал передавать сигнал «SOS».
– Хоть бы кто-нибудь помог им! – не выдержала Пифани.
Старший тронул ее за плечо.
– В их секторе нет никого, кроме проклятых нацистов.
Пифани застонала. Пренебрегая Женевской конвенцией, нацисты никогда не подбирали держащихся на воде.
«Покинуть судно. Покинуть судно», – передал радист на «Нельсоне» команду капитана.
«Гейдельберг» приказал действующему вместе с ним кораблю под названием «Пруллер» расстрелять подбитый «Нельсон».
– Нет! – воскликнула Пифани, как будто ее могли услышать. – Спускайте шлюпки! Это даст хоть какую-то надежду.
«Бью прямой наводкой», – передал «Пруллер».
Пифани представила себе Йена, плывущего в ледяной в это время года морской воде. Вдруг его затянуло под тонущее судно? Или он до сих пор отважно борется за жизнь, пытаясь выплыть на поверхность? Его легкие уже полны соленой воды...
– Боже милосердный, пошли ему легкую смерть! Умоляю тебя! Избавь его от страданий!
Больно ли умирать? Наверное. Холод, одиночество. Могила – морская пучина. В ее памяти всплыли последние строчки единственного любовного письма, которое написал ей Йен. Их она запомнила навсегда.
«Если со мной что-нибудь случится, то ты, Ас, ищи меня среди теней, во тьме. Мы встретимся, даже если нам не будет освещать дорогу путеводный огонь. Там, во тьме, нас все равно ждет величайший дар – любовь. Любовь на все времена».
– Любовь на все времена, – шепотом повторила она. – Любовь на все времена...
В этот момент она поняла, что его больше нет в живых.
Из глаз покатились слезы, в голове замелькали горестные картины: отец, машущий ей на прощание – возможно, в последний раз; ослик Джои, опрокинувшийся на зеленую траву, с окровавленными мягкими ушами; неподражаемая улыбка Йена, при которой на его щеке появлялась ямочка.
Она мысленно заговорила с ним. Ей стольким хотелось с ним поделиться, она готовилась прошептать ему столько слов о своей любви! Все это так и не осуществилось.
– Ты говорил, что вернешься! – крикнула она в отчаянии. – Ты обещал! Обещал, обещал!..
* * *
Джанна обняла тетю Пиф, это было единственное, чем она могла утешить ее. Никогда раньше она не видела, чтобы тетя Пиф проливала слезы, хотя они провели вместе не один год.
– Мне так жаль, тетя Пиф!
«Жаль» – что за пустое слово! От частого употребления оно уже не может утолить ничью печаль. Горе утраты исказило черты Пифани. Джанне впервые пришло в голову очевидное: тетя так и не вышла замуж. Ее любовь, предназначенная Йену, пролилась на Джанну и на всю семью.
Тетя Пиф вытерла слезы кружевным платком.
– Боже, это уж совсем лишнее! – Заметив, что глаза Джанны тоже на мокром месте, она продолжала, обращаясь не столько к ней, сколько к самой себе: – Я смирилась с потерей. Да, в конце концов смирилась. Прошло время, и я уже не вспоминала о Йене ежеминутно. С годами образы стираются из памяти, и я не могла даже вспомнить, как он выглядел. Ведь у меня никогда не было его фотографии, приходилось полагаться только на память.
Джанна понимала, что именно память поддерживала тетю столько лет. Тетино сердце познало большую любовь, которая опалила ей душу. Любовь на все времена!
– Я пыталась припомнить наши с ним беседы, но из этого мало что выходило. Вот когда я обнаружила, что память не подчиняется нашей воле и отказывается оживлять те или иные моменты прошлого по приказу, – сказала тетя Пиф. – Наши головы устроены по-другому. Нужна какая-то искра, чтобы память ожила и события далекого прошлого как бы начали происходить снова. Вот почему умершие на самом деле не прощаются с нами. Они остаются в запахе цветов, в полыхающем закате, в звуках песен. Как-то раз в прошлом году... Нет, я лучше помолчу, иначе ты сочтешь меня за совсем уж глупую старуху.
– Что ты, тетя! Пожалуйста, продолжай.
– Так вот, в прошлом году случился пожар на верфи. Дело было в полдень, я, естественно, работала в своем кабинете в Валлетте. Порыв ветра занес клубы дыма в мое распахнутое окно. Внезапно я как бы вновь увидела отчетливую картину – точно так же ясно, как вижу сейчас тебя. Я почувствована – клянусь, это было как наяву, – как Йен обнимает меня, как шепчет мне в самое ухо, что все обойдется. Мы прячемся с ним в бомбоубежище; бомба только что угодила в бензохранилище. Дым имел тогда тот же запах, что и дым от пожара на верфи. Я давно забыла про тот налет... Сотрудники хотели закрыть окна, но я не позволила. Уверена, они решили, что я свихнулась.
Джанну охватило чувство острой вины, добавившееся к боли, испытанной от тетиного рассказа. На протяжении многих лет она считала ее любовь само собой разумеющимся чувством и никогда не спрашивала, счастлива ли сама тетя Пиф. Услышав рассказ племянницы об измене Коллиса, Пифани тут же поспешила к ней с утешениями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145