Позже, когда Джанна освоится со своим новым положением, Пифани все ей расскажет. Сейчас же она намеревалась начать неспешную подготовку, излагая ей лишь тщательно отобранные факты.
– Да, я знала твоих родителей.
– Знала. – Джанна рухнула на диван. – Значит, их нет в живых?
– Да. Твой отец был офицером военно-морского флота США с мальтийской базы НАТО. Он погиб в результате дурацкого несчастного случая в ходе маневров. Поэтому он не успел жениться на твоей матери. Она умерла от болезни печени несколько лет тому назад.
– А я так и не видела их, – проговорила Джанна с холодным отчаянием. Впервые с тех пор, как она узнала о смерти Реджинальда Атертона и об измене Коллиса, из ее глаз полились слезы. – У моих родителей должна была быть какая-то родня. У меня должны быть двоюродные братья и сестры или по крайней мере...
Пифани присела с ней рядом и обняла ее – единственного человека в целом свете, ради которого она, не колеблясь, пошла бы даже на убийство.
– Вся семья твоей матери, Глории Эттард, погибла во время войны. Она выросла в монастыре кармелиток в Валлетте. Твой отец был единственным ребенком в семье. Его родители, наверное, давно в могиле. Мы, конечно, можем это уточнить. – Пифани очень обдуманно подбирала слова. – Но, скорее всего, у тебя нет никакой родни, кроме разве что очень дальней. Все это было тщательно проверено к моменту удочерения. Реджинальд потребовал гарантий, что никто не заявит на тебя права и не поставит его в неудобное положение.
– Почему же от меня отказалась родная мать?
Жалобный тон Джанны окончательно добил Пифани: она тоже разрыдалась.
– Глория не могла вырастить тебя в таких хороших условиях, как Атертоны. И, вспомни, твой отец не успел на ней жениться.
– Для меня это не имело бы значения. – Джанна боролась со слезами. – Она когда-нибудь спрашивала обо мне?
– Она покинула Мальту сразу после твоего рождения, – уклончиво ответила Пифани, сознательно избегая прямого ответа на вопрос. – О ее смерти я узнала от монахинь-кармелиток, с которыми она кое-как поддерживала связь. Насколько я понимаю, она так и не вышла замуж.
Джанна чувствовала себя чудовищно одинокой. Одна, одна в целом свете! На самом деле она благополучно прожила в этом одиночестве всю жизнь, просто не замечала этого. Через некоторое время она спросила:
– Как ты убедила Атертонов удочерить меня?
– Одри согласилась сразу. Она с таким трудом зачала Уоррена. Для этого ей пришлось отправиться в Швейцарию. Я знала, что она больше не сможет родить, а ей очень хотелось иметь дочь.
– А Реджинальд?
– Я уговорила его, настаивая на том, что так будет лучше для Одри. Понимаешь, Одри пошла в нашего отца, страдавшего хронической депрессией. В те времена мы даже не понимали, что это такое, тем более не умели с этим бороться. – Пифани взяла Джанну за руки. – Я скрывала от Одри, что наш отец покончил жизнь самоубийством. Когда я поняла, что она часто пребывает в том же состоянии – склонность к депрессии часто передается по наследству, – то настояла на постоянном медицинском наблюдении. Я старалась, чтобы Одри была счастлива. Ей безумно хотелось дочку.
– Мы всю жизнь только тем и занимались, что заботились о счастье ма... Одри, – проговорила Джанна с ноткой сожаления в голосе.
– Не суди ее слишком строго. Теперь, когда нам стало известно о тайной жизни Реджинальда, мы понимаем, что ее брак никак не мог быть счастливым. Она старалась быть для тебя хорошей матерью, разве нет?
– Да. Она выбивалась из сил, но я все равно больше тянулась к тебе. – Немного поколебавшись, Джанна спросила: – Если бы меня не удочерила Одри, это сделала бы ты?
– Конечно! – вскричала Пифани и заставила себя задать щекотливый вопрос: – Тебе бы этого хотелось?
– Да, – чуть слышно ответила Джанна. – Когда я навещала тебя, то твердила себе, что вернулась домой и больше никогда не уеду. С Атертонами мне всегда было не по себе, хотя Уоррен искренне старался облегчить мне жизнь.
Пифани зажмурилась. Слова Джанны переворачивали ей душу.
– Тогда уедем отсюда. Я так хочу жить вместе с тобой! В «Соколином логове» достаточно места. Пора обучить тебя моему ремеслу, чтобы ты смогла меня когда-нибудь заменить.
– У меня нет на это никакого права. Я ведь тебе не племянница.
У Пифани защемило сердце, но ее ответ прозвучал невозмутимо:
– В свое время я хотела выйти замуж, но война нарушила мои планы. Спустя пятнадцать лет родилась ты. Ты всегда занимала в моем сердце особое место. Свои отели я строила ради тебя. Я всегда знала, что в один прекрасный день ты станешь наследницей всего моего дела. Ты мне как дочь, и не будем больше об этом.
4
Что за нелепость! В Копыте Мула дело кончилось бы паводком, который бушевал бы не более десяти минут. Здесь, на Мальте, все было по-другому: истосковавшийся по влаге известняк, из которого, собственно, и состоял остров, впитывал воду, но происходило это так медленно, что наводнение затянулось. Как назло, уже два часа не подавали электричества.
Ник снял наушники, дослушав кассету с «Прямой и явной угрозой», и решил, что настало время заглянуть к Миллисенте и трем ее мальтийским щенкам. Наручные часы с подсветкой показывали 10.30. Пифани просила Ника выпустить Миллисенту в десять, поскольку сама она вернется домой только после полуночи.
Он медленно, на ощупь пересек гостиную – за три дня трудно было освоиться с гостевым домиком, где до него обитал Трейвис, – и оказался прямо перед застекленной дверью, выходившей на главный дом. Впрочем, это был не просто дом. «Соколиное логово» выглядело куда внушительнее самого крупного сооружения в Копыте Мула – похоронной конторы Хенсли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145