Дом находится в полном запустении, но я завидую той страсти, с которой Мэйзи стремится поднять его из руин. А вот меня со дня смерти Фрэнни мало что интересует, кроме поимки ее убийцы.Я сажусь на софу, обитую ярко-красной бархатной тканью, притихшая Мэйзи стоит рядом. Из спальни наверху доносится какой-то невнятный шум. Я складываю руки на коленях и долго смотрю на них.— Мэйзи! — Отчего-то мне трудно говорить. — Прости меня.— За что?— За то, что не отвечала на твои звонки. За то, что исчезла. Подруга отчаянно машет рукой, как будто отгоняет мои извинения.— Об этом не беспокойся, — сев рядом со мной, говорит она. — Но когда ты выйдешь на работу?— Скоро, — отвечаю я. — Теперь скоро. Мэйзи приподнимает свои выщипанные брови.— Ты твердишь об этом уже который месяц. Тебе не кажется, что пора перейти к делу?— Нет, не сейчас. — Замолчав, я качаю головой. Разве можно рассказать ей про М., про связь с ним Фрэнни, про мою теперешнюю жизнь… — Мне нужно время, чтобы понять…— Что понять, Нора? В том, как Фрэнни умерла, нет никакого смысла. Теперь настало время приводить все в порядок. Только посмотри на себя — у тебя такой вид, будто ты не спала много дней! Никакой косметики, волосы в полном беспорядке; а во что ты одета — рваные джинсы, ветхая тенниска — просто ужас! Раньше ты так никогда не одевалась. Можно по думать, что ты побывала в аду!Я смотрю на свою тенниску. На ней пятно — утром во время завтрака на нее пролилось молоко.— В ад ведет много дорог. — Мой голос едва звучит. Я вспоминаю о черной комнате в доме М., кожаной упряжи и металлической дыбе. — Вот только назад, боюсь, нет ни одной. Глава 24 — Что случилось с вашими занятиями? — спрашиваю я М. Сегодня он позвонил мне из университета и сказал, чтобы во второй половине дня я ждала у него дома. После бессонной ночи меня сейчас все раздражает: кухня кажется чересчур светлой, бьющие из окна солнечные лучи — чересчур яркими. Раздражение вызывает даже аккуратность М., который в данный момент вы глядит так, словно сошел со страницы модного журнала — каждый волосок на месте, на одежде ни единой складочки.— Пришлось отменить их, чтобы освободить вторую половину дня.Я закатываю рукава блузки.— Для чего?— На сегодня я запланировал нечто особенное. Я жду продолжения, но он молчит.— Ну так скажете вы или нет? — Мое раздражение усиливается. М. только улыбается, но мне кажется, что он насмехается надо мной.— Пойдем со мной, — говорит он и выходит из кухни, Я следую за ним по коридору и вскоре попадаю в заднюю спальню, которая теперь называется комнатой для дрессировки. В комнате темно, везде стоят зажженные свечи — толстые и короткие, тонкие и высокие, одни в подсвечниках, другие на плоских подставках в форме диска. Они расположены по всему помещению; в воздухе чувствуется слабый запах мускатного ореха — должно быть, это от них.Оглядываюсь по сторонам. Кожаную упряжь в углу я уже видела раньше, как и дыбу с крюками, но теперь у дальней стены появилась кровать, а в середине комнаты — нечто вроде скамьи. С одной стены свисают тяжелые наручники, к полу привернуты ножные кандалы, а вдоль южной стены с крюков свисает коллекция кнутов, ремней и лопаток. Посередине экспозиции на двух крюках подвешена стальная абордажная сабля, которую отец М. использовал во время Второй мировой войны.Почувствовав на своей шее руку М., я вздрагиваю.— Пожалуй, мне лучше уйти. — Меня пробирает озноб.— Не сейчас. Сначала я хочу тебя трахнуть.— В вашей комнате, — говорю я. Он берет меня за руку.— Нет, здесь.Я вижу в его глазах решимость и понимаю, что мы будем делать это именно здесь. М. расстегивает мне блузку, затем снимает с меня джинсы и нижнее белье. У стены я только сейчас замечаю телевизор с видеомагнитофоном, а рядом с ними — высокий шкаф. В углу на треноге стоит портативная видеокамера. Я оглядываюсь на привернутые к полу ножные кандалы.Заметив мой взгляд, М. снисходительно улыбается.— Ты можешь доверять мне, Нора.Он ведет меня к кровати. Я ложусь и смотрю на горящие свечи. На черных стенах пляшут отблески огня. В другой обстановке свечи придавали бы обстановке романтический характер, но сейчас они лишь напоминают о средневековых застенках.М. садится на кровать. На нем темно-синяя рубашка — этот цвет ему очень идет — так он выглядит сексуальнее. Нагнувшись, он целует меня долгим, чувственным поцелуем, затем проводит руками по моему телу. Я ощущаю слабый запах его одеколона и тоже целую его, глажу его волосы, крепко обнимаю. Он убирает мои руки и помещает их у меня над головой.— Держи их так, не касайся меня. — Он снова наклоняется, чтобы меня поцеловать. Я отчаянно его хочу. Руки М. обшаривают все мое тело, сначала бедра, потом груди, потом руки.— Помнишь ту дискуссию, что была у нас на прошлой неделе? — шепчет он. — Тогда ты говорила, что не позволишь себя связывать. Так вот, я не желаю больше проявлять к тебе снисхождение.Это сразу меня настораживает.— Не вам решать, — говорю я.— Мне, Нора, мне. Сейчас нарушается мой основной принцип, который очень прост: ты делаешь все, что я хочу и когда хочу. Я не понимаю, зачем ты сама напрашиваешься на неприятности.Я чувствую, как что-то холодное и твердое защелкивается на моем левом запястье. Прежде чем я успеваю отреагировать, М. хватает другую мою руку и тоже фиксирует ее.Я поворачиваю голову, и меня охватывает паника: на моих руках наручники, которые короткими цепями прикованы к стене. Почувствовав, как бешено бьется мое сердце, я приказываю себе успокоиться.— Отпустите меня, — говорю я. М. только усмехается.— Ты сама виновата, — поцеловав меня, говорит он. — Если бы ты доверяла мне, я бы тебя просто связал, немного развлекся бы и потом отпустил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111