— Что-то с ребенком?
— Нет, Дианка здорова.
— С… мужем? — Он сделал паузу. О ее супруге они почти никогда не говорили. Запретная тема, да и к чему ее обсуждать? Нина как-то прямо сказала, что дорожит своей семьей и пусть Олег не обижается. Если их связь аморальна — то, во всяком случае здесь, только ее вина. И ревность тут неуместна. Если кто и должен ревновать, то это ее муж. А он все знает — не может не знать. Но молчит.
— Нет, все в полном порядке. — Нина помедлила. — Только, пожалуйста, не думай, что я хочу от тебя избавиться.
— Я и не думаю. Ты бы так и сказала.
Она как будто удивилась:
— Да, ты думаешь? Наверное… Знаешь, я сейчас тороплюсь и просто не могу сообразить, когда у меня будет время. Давай я тебе перезвоню, чуть попозже?
— Завтра?
— Может быть, сегодня.
И снова этот уклончивый, странный тон. Олегу показалось, что где-то на заднем плане он слышит еще чей-то голос. Мужской. Мужчина говорил очень быстро, и скорее всего, это было радио или телевизор. Она звонит из машины или из дома.
И тут он испытал приступ самолюбия. Отменялась третья подряд встреча, а четвертая была под большим вопросом. Она даже не знает, когда ему позвонит. Ничего не обещает. Впрочем, она никогда ничего и не обещала. Вот уже год он жил по ее графику — являлся на свидания, когда у нее было время, звонил, когда она разрешала, ни о чем не спрашивал, ничего не просил. Собственно говоря, чего ради? Год назад ради Нины он расстался с другой женщиной, а ведь все считали, что они, в конце концов, поженятся. С той все было с точностью до наоборот — это она к нему подстраивалась, боялась задавать вопросы и диктовать условия. Мало-помалу он начал ее за это презирать. Потом перестал выносить. Что сейчас происходит с Ниной?
— Завтра я не смогу, я уеду, — твердо сказал он. — Возможно, на неделю.
Молчание в трубке. Тихий вопрос: куда он едет?
— Далеко. В другой город.
— Ты не говорил об этом…
— Иначе ты бы сегодня пришла?
Пауза. Нина вздохнула:
— Ты обязательно хочешь встретиться сегодня? Я освобожусь поздно. Может быть, в полночь. И буду уже совсем никакая.
Олег ответил, что полночь — хорошее время. Правда, это кафе закроется, но они могут пойти куда-нибудь еще. В районе Мясницкой всегда можно куда-нибудь попасть. И в этот час еще не поздно заказать столик в ресторане.
Она поколебалась и неожиданно согласилась:
— Ладно, в полночь, если ты уезжаешь. В самом деле, нужно бы поговорить. Только давай не в кафе? У меня будет мало времени.
— Так что, на улице?
Нина задумалась и наконец сказала, что удобнее всего будет увидеться в районе Чистых прудов. Можно даже на берегу пруда на лавочке — напротив того ресторана, где они бывали полгода назад. А потом они просто посидят у него в машине и поговорят. И он отвезет ее домой, хорошо?
Нажимая кнопку отбоя, он подумал, что Нина все-таки незаурядная женщина. Ну кто еще назначил бы ему свидание в полночь, на улице, да еще в такую погоду? Ведь того и гляди пойдет снег. Она просит отвезти ее домой — значит, будет не на машине. Машина только у ее мужа, а сама Нина садится за руль очень редко и водит плохо. Значит, она придет пешком или приедет на такси.
Впрочем, придет ли? Он допил коньяк и подумал, что ждать в теплом кафе — одно дело, мерзнуть ночью на берегу пруда, рискуя назавтра свалиться с ангиной, — совсем другое. Но если она опять его обманет — это будет уже в последний раз. Всему есть предел.
* * *
Ноябрь, деревья на бульваре оголились. Истоптанные газоны покрыты ледяной коркой, на дорожке — затвердевшие к ночи лужи. Он ступал осторожно, чтобы не поскользнуться. Здесь было темно, область света кончалась за чугунной оградой. Там даже в этот час было движение, какая-то жизнь. Грузно, медленно прогрохотал трамвай — поздние пассажиры сидели отчужденно и неподвижно, как восковые куклы. Горели неоновые рекламы ресторанчиков — их тут было особенно много. По тротуару шел парень с овчаркой на длинном поводке. В какой-то момент они поравнялись — парень там, на свету, он здесь, во тьме. И Олегу приятно было знать, что тот его не видит, тогда как сам виден превосходно. А если парень что-то и разглядит, то это будет всего лишь силуэт в пальто. Без лица, без возраста и примет. Кроме него, на дорожке никого не было. Он обернулся к началу бульвара и убедился — никого. Только черный силуэт памятника — далеко, У метро. Там он оставил свою машину — специально, чтобы Нина прошла с ним весь обратный путь. У них будет время поговорить — все-таки это совсем не то что за рулем. Конечно, если она все-таки придет, не испугавшись времени и места.
Нина должна ждать его дальше — там, где морщится на ветру оранжево-черный ночной пруд. Заметив сидящую на одной из скамеек фигуру, Олег прибавил шагу. Как будто она. Голова опущена, подбородок зарылся в меховой воротник. Сумка стоит на земле — как будто совсем не нужна хозяйке. Ему пришлось подойти вплотную, чтобы убедиться — эту женщину он не знает. Олег даже хотел извиниться — чего доброго, решит, что к ней пристают.
Но она сидела так смирно, удивительно спокойно на резком, ледяном ветру. Как будто спала с открытыми глазами — такими же оранжево-черными, как и вода в пруду от света фонарей. Он все-таки извинился — она не ответила. Ветер взъерошил ее белый меховой воротник, и вот тут он заметил тонкую, уже запекшуюся струйку крови, перечеркнувшую круглый подбородок.
«Помада… — подумал он. Мысли были странные, текучие, будто во сне. — "Размазалась помада». Но помады на губах у этой женщины не было. Прямой, застывший взгляд, тщательно приглаженные темные волосы. На ветру метался и бился отделившийся от пробора одинокий волосок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18