! И она злобно спросила:– А горничная поедет в Версаль с твоей мамой?– Если удастся уговорить ее уехать из –Парижа, – вздохнул он. – У нее есть какой-то друг, он шофер такси. Не знаю, понравится ли ему, что Жермен уедет так далеко. Правда, для него несложно ездить к ней, но опять же – зачем это ему? Жермен берет один выходной в неделю, и только тогда они смогут видеться, если она уедет. В Париже у них возможностей больше.Она ведь выходит из дому. А в Версале…– Ну-ну? – подбодрила его Олеся, которую все это крайне интересовало.– В Версале она будет отрезана от всех этих возможностей. Да ведь это просто большая деревня, там негде встречаться. А моя мать не потерпит, чтобы ее друг заходил в дом. Она его на дух не переносит. Значит, им останется один день в неделю, а Жермен это не устраивает…– Она сама все это тебе рассказала?– Нет, конечно! – возмущенно воскликнул он. – Я не стал бы разговаривать с горничной на такие темы!– Тогда откуда ты узнал?– Ну, я просто поставил себя на ее место… – вздохнул он. – Думаю, будет очень трудно ее уломать, Но мать просто не может без нее жить, она привыкла, что Жермен приносит ей молоко, убирает в спальне, даже читает ей по вечерам… Выходной Жермен – черный день для матери! Она томится от одиночества и постоянно звонит мне. И домой, и в офис. Представь, какое удовольствие!– Значит, пока она не согласится, ты не купишь дом?– Ты слишком все усложняешь. – Борис снисходительно улыбался. – Мне совершенно все равно, останется она или нет. Мать все равно переедет. Даже если придется искать другую горничную.Она уже узнала все, что нужно, кроме одного: адреса на бульваре Распай. Теперь она была уверена, что старуха не ускользнет от нее в совершенно незнакомый пригород, у нее есть время найти ее в Париже. Надо было задать самый главный вопрос, но прежде…– Бульвар Распай… – мечтательно протянула она. – Я не отказалась бы жить на бульваре Распай! А где тот дом, где живет твоя мать? Какой он?– Самый обыкновенный, серый… – ответил он, явно думая о другом.– А напротив что? Почему так шумно?– Напротив – дискотека.– Бедная старушка! – воскликнула Олеся. – Она живет на первом этаже?!– Как на первом? – опомнился Борис. – На четвертом, на первом – кафе. Боже мой, нельзя ли поговорить о чем-нибудь другом? Моя мама надоела мне уже вчера.– Почему?– У Жермен был выходной, и она звонила мне четыре раза… Нет, пять, один раз она разговаривала с женой.«Сегодня среда, значит, у горничной был выходной во вторник, – быстро соображала Олеся. – Интересно, всегда ли она отдыхает в этот день?»Но тему пришлось переменить. Если бы она продолжала расспрашивать его о матери и Жермен, Борис мог бы что-то заподозрить, на это у него хватило бы ума. Олеся мило улыбнулась, погладила его по руке, и Борис размяк, вытянул губы. Пришлось его поцеловать. «Ничего, это если не последний раз, то один из последних… – утешала она себя. – Теперь все будет по-другому». И она решилась.– Милый, ты помнишь наш разговор, – задумчиво и в то же время небрежно спросила она, стараясь, чтобы голос не выдал ее волнения. – Ну, когда ты рассказывал мне про ту квартиру в Москве, на Покровском бульваре?– Конечно… – Он внимательно посмотрел на нее.Она предпочла бы другой взгляд. Этот был слишком деловым, слишком настороженным. – Почему ты спрашиваешь?– Так просто… – Она внутренне поежилась, но решила продолжать. – Знаешь, мне все-таки не верится, что это правда. Такие прелестные украшения! Ты еще показывал мне фотографии… Неужели они до сих пор там?!– Ну, не думаю… – вздохнул он. – Сколько лет прошло, почти целый век…– Когда уехала твоя семья?– В самом начале двадцатых годов. – Он поморщился. – Боже мой, я никогда не вдавался в эти подробности. Надо было расспросить маму, она все знает.– Разве она помнит, как их прятали? – удивилась Олеся – Сколько же ей было лет? Года три-четыре?– Наверное. Она родилась в год революции.– Значит, она сама ничего не помнит… – разочарованно протянула Олеся. – Жаль.– Почему жаль? – Он фыркнул. – Я предпочел бы, чтобы она вообще все забыла! Ее рассказам просто нет конца, она обожает выдумывать и может болтать часами о том, чего никогда не было!– Но драгоценности были?– Да, это факт, – подтвердил он. – Своей бабке я верю, она была очень серьезная женщина. Собственноручно собрала все, уложила в тайник вообще все ценности, которые у них были. Боялась обыска. А потом им пришлось спешно уходить из квартиры. Бабку остановил на улице один ее знакомый, сказал, что уже выписан ордер на арест всей семьи. Бабка как раз гуляла с моей матерью, тогда она была младенцем. Она не пошла домой, дождалась мужа на улице – он тоже в тот день где-то ходил.И втроем они спрятались у знакомых. В квартире в это время орудовала ЧК. Бабка надеялась, что им еще удастся войти туда, забрать драгоценности…Но не удалось – там поставили людей, на тот случай, если кто-то вернется. И они уехали – нелегально, через Прибалтику, перешли границу… Думаю, что тайник в тот же день был вскрыт. Нет никакой надежды, что драгоценности сохранились. Конечно, страшно жаль. Когда я поеду в Москву, я сам туда схожу, посмотрю. Не на тайник, нет! – Он засмеялся. – Просто увижу квартиру, где жила когда-то моя семья.Олеся похолодела. Она не верила своим ушам.– Ты… Собираешься в Москву? – едва смогла вымолвить она.– Да, наверное, через месяц-другой поеду. Все боюсь почему-то! – признался он. – Никогда не думал, что я сентиментален… Страшно! И очень хочется увидеть Кремль.– Почему Кремль? – тупо спросила она.– А почему нет? – Он встал, подошел к ней, обогнув стол, обнял ее за плечи, поцеловал в склоненную голову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147