Даже я, будучи девчонкой, хорошо это поняла.
- Сколько вам тогда было лет?
- Двенадцать, а ему - одиннадцать. Кеша, так звали мальчика, был моложе меня на год. Мы были детьми и поэтому с удовольствием бегали и играли в алупкинском парке, купались в море. И вот однажды, я хорошо помню этот день, он пришел в условленное место просто сам не свой, говорил невпопад, был очень бледный и рассеянный. Я подумала, что Кеша заболел. Мы не стали играть, а отправились на пляж, и тут я заметила, что он часто останавливается и потирает себе запястья. Вот так, - Гурдина вытянула вперед руку, - таким движением, как будто рассекает их. Правда, тогда я не придала этому никакого значения. А на другой день я узнала нечто ужасное: мать Кеши умерла. Ее нашли в гримерной после спектакля. Она была уже изрядно пьяна, и вены на запястьях перерезаны ножом. На полу у ее ног лежал в луже крови ее младший сын, пятилетний мальчик, а рядом с ним - ножик из театрального реквизита. Актриса скончалась сразу от большой потери крови. Мальчика отвезли в больницу, там он пришел в себя, но сказать ничего не мог. В результате сильного потрясения он потерял память.
Одни говорили, что это - самоубийство. Другие - подозревали младшего сына актрисы, говорили, что мальчик мог прийти к ней в гримерную и, как бы подражая какому-нибудь театральному герою, нанести порезы матери. Мальчик ведь вырос за кулисами и мог перепутать игру на сцене с реальностью. Он был еще слишком мал...
Ходили разного рода слухи.
Кеша не появился в парке ни на следующий день, ни через два дня. Я случайно столкнулась с ним у городской столовой. Он посмотрел на меня. И в эту минуту меня осенила страшная догадка. Я вспомнила, каким бледным и растерянным выглядел Кеша в тот день, как он машинально потирал свои запястья именно в тех местах, где были порезы у его матери. Но ведь он тогда еще не мог знать, что она мертва, тело-то обнаружили позднее. В моих глазах Кеша прочитал, что я ВСЕ ЗНАЮ. Он бросился бежать со всех ног, и больше я его никогда не видела.
- А почему вы не пошли в милицию? - спросил Алексей.
- Не знаю, ведь мы с ним подружились, к тому же это были всего лишь мои догадки... И потом, я так испугалась! И даже сейчас, когда вспоминаю все это, мне становится не по себе.
Лицо Гурдиной побледнело.
- Я должна... передохнуть... - с трудом про-говорила она.
- Сейчас принесу воды, - откликнулась Катя.
- ...Самое страшное заключалось в том, что эта история имела продолжение. Спустя восемь лет, когда у меня уже был сын, мне неожиданно принесли заказное письмо. Оно состояло всего из нескольких строк. Я помню их почти наизусть: "Я ничего не забыл, как и ты. Вспомни гималайские кедры, наши игры... Я понял, что ты ЗНАЕШЬ, и я не дам тебе покоя, ты будешь жить в вечном страхе за себя и за своего сына. Я приду к вам однажды..."
Представьте мое состояние. Я чуть не сошла с ума, побросала вещи в чемодан и уехала куда глаза глядят, сменила все, даже собственную фамилию. Я колесила по всему Союзу, заметая следы. Но самое страшное - я навеки потеряла покой из-за сына, я страшно боялась за него. Я скрывала его ото всех, и поэтому сын чаще всего жил не со мной, а у чужих теток, которые за ним присматривали. Однажды мы с ним даже разлучились на долгие семь лет...
- Видимо, это момент в дневнике, где Рудик пишет, что он потерял, а потом обрел свою мать.
Гурдина кивнула:
- Да, мы вновь соединились, когда он уже был взрослым юношей. Он работал в моем театре с момента основания, правда, как вы теперь знаете, не под своей фамилией. И никто не знал, что мы мать и сын, мы были вынуждены скрывать это от всего света. В тот день я получила послание от этого человека. Он написал мне, что приедет в театр, чтобы встретиться со мной. Вы, наверное, можете себе представить, как я испугалась. Я ходила по своей комнате, лихорадочно меряя ее шагами, как зверь, попавший в клетку, и разговаривала сама с собой вслух. Рудик, видимо, подслушал мой монолог и решил действовать. Но я не знала, клянусь вам, что он затеял! Я бы остановила его! Остальное вам известно.
- Он сделал главное - он сохранил вашу жизнь, ведь он так любил вас!
- Лучше бы умерла я.
- Теперь вы избавились от вечного страха...
Гурдина как-то странно посмотрела на Алексея.
- Нет, - голос ее звучал как бы издалека. - Вы сказали, что установили факт моего знакомства с убитым из-за того, что я ни разу не подошла и не взглянула на него. Я сделала это зря. Потому что убит был совсем другой. Этот человек - сущий дьявол! Он почувствовал опасность и послал вместо себя другого. Звериный инстинкт!
- Откуда вы знаете, что убит другой, если вы его не видели? вырвалось у Кати.
- Потому что сегодня утром я получила от него еще одно послание...
***
Катя не помнила, как, ошеломленная, она до-бралась до своего дома. Было уже темно. "Гурдину преследует маньяк, - вертелось у нее в голове, маньяк..." Только что прошел дождь, и Катя, ничего не видя вокруг, с размаху наступала в лужи, забрызгивая ноги. Она вошла в плохо освещенный подъезд, и тут кто-то сзади положил ей руки на плечи. Не помня себя, она дико закричала и потеряла сознание...
- Ну ты меня и напугала, - Игорь сидел около дивана и тряс ее за руку. - Очнулась? А то я уже хотел "скорую" вызывать. Вдруг ты всерьез окочурилась.
- А где он? - слабым голосом спросила Катя, приподнимаясь на подушке.
- Кто - он?
- Ну, маньяк, который напал на меня сзади в подъезде.
Игорь оглушительно захохотал.
- Милая, ты уже меня в маньяки записала, спасибо.
- Ты даешь, нервы и так на пределе, а ты шуточки откалываешь! вспыхнула Катя.
- Заработалась, по подиуму вышагивая.
- Какому подиуму?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80