Но слишком строго относилась к людям. На вашем месте никто долго не задерживался. — И Алина улыбнулась.Но так могла улыбаться гиена или вампирша из фильма ужасов. Хищно-плотоядно. — Чем же вы ее обворожили? Вы с ней подружились?— Наши отношения носили официальный характер. У нее были трудные времена. Больная мать. Требовались деньги на ее лечение… — монотонно твердила я.И тут я случайно перевела взгляд на Алину. В ее глазах полыхала ярость. Снежная королева превратилась в огнедышащего дракона. Но она быстро взяла себя в руки.— Конечно, больные родственники всегда требуют много денег, сил и нервов, — ядовито сказала Алина. Я поняла, что она намекает на жену шефа, которая лежит, прикованная к постели.Я опустила глаза в пол.— Вы знаете, в чем состоят ваши обязанности? — внезапно, без всякого перехода спросила Алина.— Да.— Ухаживать за больной с семи до девяти вечера. Исполнять ее капризы, давать лекарства…Я молчала.— Вы что, оглохли?— Я знаю свои обязанности. Алина резко поднялась с дивана.— Можете идти. Вас проводят к больной. Марина Семеновна! — крикнула она. Та мгновенно выросла в дверях, как будто бы дежурила около них. — Проводите… Аврору.Марина Семеновна, ни слова не говоря, хмуро кивнула мне, и я поплелась за ней.Комната, в которой обитала Наталья Родионовна, была светлой. С тремя высокими окнами. Большая кровать напоминала королевское ложе. Не хватало балдахина с кисточками.— Наталья Родионовна, к вам пришли. Аврора…Вам о ней говорил Вячеслав Александрович, — процедила сквозь зубы Марина Семеновна.Больная встретила меня настороженно, хотя я уже поняла, что настороженность и подозрительность являются фирменным стилем поведения обитателей этой квартиры. Ну вроде как англичане вежливы, французы остроумны, африканцы склонны к каннибализму. И так далее. Настороженность и недоверие читались в глазах Натальи Родионовны так явно, что я выдавила из себя улыбку, которой уже не улыбалась лет сто. Улыбку пятилетней девочки, играющей в песочнице с игрушками. Я вся такая наивная и безобидная, сигналил мой взгляд. Я никому не сделаю ничего плохого. Никому и никогда, поверьте мне.— Хорошо, Марина Семеновна.— Я вам не нужна?— Нет.Надзирательница или домработница, я еще не определила статус Марины Семеновны, вышла, и мы остались одни.— Присаживайтесь. — И Наталья Родионовна указала мне на стул рядом с кроватью.— Спасибо.Стул был с высокой изогнутой спинкой. Под стать кровати. Остальную мебель в комнате я разглядеть еще не успела. Это было бы невежливо — пялить глаза по сторонам.С минуту-другую Наталья Родионовна изучающе смотрела на меня. Но после Алининого «рентгена» мне уже было море по колено.— Сколько вам лет?Вот те и на! А я ожидала других вопросов. Но хозяйка положения — не я.— Двадцать.— Уже взрослый человек. Способный отвечать за свои поступки. Зрелый, ответственный.Я поняла, что это не ко мне. Меня никак нельзя было назвать ни зрелой, ни ответственной, но сделала вид, что полностью соответствую вышеописанному идеалу.— Вы — хороший человек?Я посмотрела на Наталью Родионовну внимательным взглядом. Сумасшедшей назвать ее было трудно, но и на здравомыслящего человека она тоже походила мало. Нормальные люди не задают такие вопросы незнакомым девушкам, которых видят первый раз в жизни. Но присмотревшись к жене Викентьева, я поняла, что она смертельно измучена и устала. В молодости она, наверное, была привлекательна. Длинные волнистые волосы, большие карие глаза… Правда, сейчас голова была седой, а глаза — потухшими.— Не знаю.— У вас есть семья? Вы — замужем?— Нет.— Ас кем вы живете?— С родителями и сестрой.— Сколько лет сестре?Наш разговор напоминал анкетирование. Я сложила руки на коленях и приготовилась добросовестно отвечать на вопросы. Я поняла, что меня сначала основательно протестируют, а потом уже решат: гожусь ли я на роль сиделки Ее Величества Натальи Родионовны. Или мне укажут на дверь.— Тоже двадцать.— Вы — близнецы?— Нет. Двойняшки.— Кем работает ваша мама?— Медсестра в больнице.— Хорошо… — И Наталья Родионовна прикрыла глаза. Я подумала, что «допрос с пристрастием» закончен, и перевела дух, но тут на меня обрушился новый град вопросов.— А ваш отец. Кто он?На этот вопрос ответить было значительно труднее. Сказать, что безработный, неудобно. Вроде признать, что твой отец — неудачник, выброшенный жизнью за борт. Сказать, что работает… За этим может последовать вопрос: где. Наталье Родионовне ничего не стоит навести подробные справки, если ей что-то покажется подозрительным. И тогда мой обман откроется. Это может не понравиться Вячеславу Александровичу, и меня выгонят с работы. Все эти мысли молнией промелькнули в моей голове. Я решила дать обтекаемый ответ.— Он — свободный художник.— Кто? — рассмеялась Наталья Родионовна. — Картины пишет?— Нет. Я имела в виду другое. У него нет постоянной работы. Он работает по договорам.— А… понятно. И кем?— Компьютерщиком.— Технарь по образованию?— Да.— Хороший отец?Я запнулась. Хорошим отцом назвать его было никак нельзя. Но какое дело Наталье Родионовне до наших семейных неурядиц?— В целом — да.— А в частности?Я уже поняла, что язык у нее, как бритва.— Недостатки есть у всех.— Недостатки… — медленно сказала Викентьева. — Недостатки — это одно, а подлость — другое. А? Как вы думаете?Я опешила. Но поняла, что она меня спрашивает просто так. На самом деле ей нужно самой ответить на какой-то мучивший ее вопрос.— Конечно, это совершенно разные вещи.Она удовлетворенно кивнула головой. И тут же, обессилев, откинулась на подушки.— Вам что-нибудь надо?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91