— А зачем вообще должна закрываться таким образом дверца плиты?
— Чтобы предотвратить извлечение из нее индеек, — заключил Бриз, подписывая технику чек.
На следующее утро Лулу позвонила Плам.
— Ох, Плам, с Беном что-то случилось. — В трубке послышались рыдания.
Сердце у Плам сжалось.
— Что именно?
— Ни-ни-нччего. Вчера вечером по пути домой он остановился у цветочного киоска возле Пиккадилли и купил мне огромный букет красных роз…
— Да, я знаю, ты не любишь красные розы, но зачем же так расстраиваться из-за этого?
— Среди роз я обнаружила чек на пятьсот фунтов — это практически все наши свободные деньги, — говорила, рыдая, Лулу. — Но самое интересное, что чек был выписан не на мое имя.
— То есть?
— А на магазин «Виндзор энд Ньютон». Это значит, что Бен хочет, чтобы я все эти деньги потратила на краски.
В ту ночь Бриз вернулся в супружескую спальню.
Без особой радости, но Лео все же согласился сопровождать Плам во время ее второго визита к Малтби. В галерее было еще теплее, чем в первый раз, и, словно дожидаясь их, господин Малтби стоял в позе героя Диккенса, расставив ноги и грея свой бок у огня, полыхающего в вычурно украшенном камине.
Едва войдя в зал, Плам заметила, как напрягся Малтби, увидев Лео, который взмахнул своей карточкой корреспондента. «Новая перспектива» считался серьезным журналом, и от Лео нельзя было отмахнуться, как от представителя какой-нибудь падкой на сплетни бульварной газетенки.
В конце концов, после вежливого давления со стороны Лео, Малтби согласился побеседовать с ними, но при условии, что разговор этот будет не для печати. Без особой охоты он вспомнил, что проданный им Амбросиус Босхарт был поставлен под сомнение на страницах «Трибюн». Тогда Малтби приложил усилия, чтобы раскрыть имя владельца, выставившего картину на аукцион. Им оказалась женщина, которая жила в Англии еще с тех пор, как ее дед — торговец бриллиантами — бежал из Амстердама с женой и маленькой дочерью всего за несколько часов до вторжения Гитлера в Голландию. С собой он успел прихватить лишь рулон ценных картин и горстку бриллиантов, которая заметно поубавилась, пока он переезжал через границы.
Малтби тщательно проверил все эти сведения о семье, и псе оказалось правдой. Голландского торговца бриллиантами все еще помнили в синагоге в Гоулдерз-Грин как сварливого и эксцентричного старика, который так и не научился сносно говорить по-английски.
Однако имя женщины, которая продала ему картину, Малтби отказался назвать.
— И последний вопрос, — все так же вежливо, но настойчиво сказал Лео. — По каким ценам сегодня идут голландские мастера семнадцатого века?
Малтби, обрадованный тем, что этот вежливый допрос подходит к концу, после некоторых колебаний уточнил:
— По-прежнему не для печати?.. Ступив из галереи в серую промозглость февральского утра, Лео пробормотал:
— Впервые кто-то обратил внимание на мою корреспондентскую карточку.
Они молча дошли до Пиккадилли, где Лео посадил Плам в такси.
Прежде чем захлопнуть дверцу, он спросил:
— Слышала, по каким ценам идут эти вещи? — Он зачитал по блокноту:
— Ян ван Кессель-старший — от тридцати тысяч и выше. Балтазар ван дер Аст и Якоб ван Хальсдонк — от шестидесяти до трехсот тысяч долларов. Амбросиус Босхарт-старший — от ста пятидесяти тысяч до миллиона долларов. Почему я советовал тебе оставить поиски? Когда люди делают такие деньги на фальшивках, они никому не позволят мешать им.
Вместе с холодком страха Плам ощутила ликование. Лео не надо знать, что раскрытие фальшивок для нее теперь лишь вопрос времени. И она не собиралась никого посвящать в детали своего расследования.
Дома ее ждало сообщение от Лулу: миссис Бартон не смогла остаться с Вольфом — она должна была пройти обследование в глазной больнице, так что Лулу не сможет сопровождать Плам в ее поездке в Брайтон. Вот так.
Глава 17

Понедельник, 17 февраля 1992 года
Незадолго до полудня Плам добралась до Брайтона и оставила свой «Порше» на стоянке возле паба под названием «Собака и утка», в начале узкой улицы, где некогда обитал мастеровой люд, а теперь застройку облагородили, выкрасив в пастельные тона. Она направилась в дальний конец улицы, к большому кирпичному зданию, на котором было написано краской: «Аукцион „Борден энд Плоу“.
Внутри здания гуляли сквозняки, усталые работники в суконных фартуках куда-то тащили по коридору мебель. Несмотря на суету, тут во всем чувствовался порядок. Торгов в этот день не было, но Плам встретили вежливо, выразив готовность помочь. Полная розовощекая секретарша тут же отложила батончик «Марс», чтобы навести справки, которые были необходимы посетительнице.
Она быстро обнаружила, что в 1988 году «Борден энд Плоу» приобрел картину Яна ван Кесселя (указанную, но не воспроизведенную в их каталоге) у анонимного продавца. На торгах картину купила миссис Джорджина Доддз (условие конфиденциальности не ставилось), проживающая в Литтл-Миддлингтон.
— Миссис Доддз часто продает и покупает у нас, — добавила девушка. — Ее муж был важной персоной.
В 1989 году «Борден энд Плоу» приобрел картину Босхарта. И опять продавец просил сохранить его имя в тайне. На этот раз репродукция была помещена в каталоге, картину купил на торгах Малтби с лондонской Бонд-стрит.
На дальнейшие вопросы секретарша ответить не смогла.
— Вам лучше спросить об этом Грету из отдела закупок. Это третья дверь налево по коридору. — Но, открыв дверь, чтобы проводить Плам, она сказала:
— А вот и сам господин Плоу, он поможет вам.
Вошедший мужчина походил больше на процветающего фермера, чем на бизнесмена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142