Не церемонясь, вывалил на пол все содержимое, отыскал заламинированый светло-голубой прямоугольник, схватил его в руки. Выпрямился, улыбнулся, развел руками, совершил еще с десяток ненужных движений, мысленно обозвал себя тупым идиотом и сообщил, что его дочь зовут Юлия Тихоновна.
– Юлия Тихоновна? Какая прелесть! Мне ее так и называть? По имени-отчеству, да? – восторженно поинтересовалась няня.
– Да. Ей очень нравится, когда ее называют по имени-отчеству, – буркнул Тихон. – Давайте уже подпишем наконец этот договор и… Мне на работу пора.
На работу в тот день Тихон попал очень не скоро.
Закончив формальности с юристом и оплатив аванс, он наконец-то вырвался из квартиры, за последние несколько часов превратившейся для него в настоящую камеру пыток. Но поехал не на работу, а по магазинам. Няня, сделав ревизию в пакетах с детскими вещами, сообщила, что вещей этих совсем мало, что в пакетах отсутствуют такие совершенно необходимые мелочи, как…
Далее следовал список «мелочей», который проворная нянька накатала на листе формата А4 убористым почерком. И Тихону ничего не оставалось делать, как ехать с этим списком в «Детский мир». С трудом припарковавшись, он влетел в здание универмага, поймал первую попавшуюся девушку-продавщицу, вручил ей список и предоставил полную свободу выбора. Девушка-консультант, совсем молоденькая, чем-то напуганная, попыталась робко объяснить Тихону, что вещи для ребенка должны выбирать сами родители.
– Разве вам все равно, какого цвета, например, будет у малыша распашонка? Или ползунки? Вдруг вам не понравится то, что я выберу?!
Тихон уверил, что ему абсолютно все равно и что ему непременно понравится все то, что она выберет, потому что сразу видно, что у нее отличный вкус… и вообще она отличная, просто замечательная девушка.
Смущенная таким натиском, замечательная девушка отправилась в торговый зал выбирать вещи по списку, а Тихон дал деру из магазина, почувствовав, что от одного только вида бесконечных пеленок, ползунков, носочков и чепчиков начинает испытывать позывы к тошноте.
Через час он уже запихивал в машину «мелочи», самой крупной из которых оказалась коляска бледно-розового цвета. Коляска с большим трудом поместилась на заднем сиденье джипа, ванночку для купания пришлось запихнуть в багажник, туда же рядами он уложил упаковки с памперсами, а на переднем сиденье рядом с местом водителя взгромоздился фирменный пакет с пеленками, клеенками, чепчиками, сосками и прочими атрибутами счастливого детства.
«Это только на два года, – утешал он себя по дороге к дому, сатанея от громыхания погремушек при каждом торможении. – Всего лишь два года мучений, а потом – полная свобода. Ну представь, что тебя на два года посадили в тюрьму. По ложному обвинению. Обидно, конечно, но ведь ничего уже с этим не поделаешь. Нужно просто набраться терпения и ждать, когда закончится положенный срок… Два года – совсем немного. Год… и еще один год. Триста шестьдесят пять дней и… и еще триста шестьдесят пять… всего семьсот тридцать… В самом крайнем случае – семьсот тридцать один, но это если не повезет и один из двух годов окажется високосным… Да, нужно будет обязательно посмотреть в календаре…»
В радиоприемнике, словно в насмешку, то ли мужской, то ли женский голос распевал лирическую песенку о том, как какой-то там малыш «растет не по годам и уже читает по слогам… озорной и добрый мальчуган…». Старая песня, Тихон и раньше ее слышал и не обращал на нее никакого внимания. Но то ведь было раньше, не сейчас. А сейчас, торопливо и со злостью выключая приемник, он едва не сломал его. Все, все будто сговорились против него! И песню эту на радио наверняка специально заказала Наталья, чтобы поздравить своего бывшего мужа с успешной сдачей экзамена на степень клинического идиота…
Выгружая в прихожей вещи из магазина, Тихон очень надеялся, что его приход останется незамеченным. Из-за закрытой двери когда-то супружеской спальни доносился рев младенца и улюлюканье няньки.
«Нашли общий язык», – удовлетворенно подумал Тихон, потирая уставшие руки. Розовую коляску он задвинул в угол, рядом поставил малиновую ванночку, в нее накидал кучу белья вперемешку с сосками и памперсами и пулей выскочил из квартиры, постаравшись неслышно закрыть за собой дверь. В этот момент впервые за последние сутки он испытал чувство, похожее на легкое облегчение.
Один день был позади.
Оставалось еще семьсот двадцать девять.
Если, конечно, ему повезет и следующий год не окажется високосным…
На работе Тихона ждала целая прорва дел. И это было настоящее счастье.
Вообще-то это была не самая лучшая идея – брать отпуск в марте.
В марте, когда бледно-желтое солнце еще совсем холодное, когда вместо белого снега под ногами – серая слякоть, а трава в редких просветах земли на газоне – мертвая, прошлогодняя, колючая, и темнеет совсем рано. Не зима уже, не весна еще, а что-то не очень приятное, половинчатое и неопределенное. В такое время года только на диване лежать, укрывшись пледом, попивать горячий чай и шелестеть книжными страницами. Приятно, конечно, но быстро надоедает. Скучно дома, а на улицу лишний раз выйдешь – каблук сломаешь или, неудачно спустившись по обледенелой горке к подъезду, шишку на голове набьешь! Небо темное, низкое, неприветливое. Оттого и настроение плохое. Грустно и тоскливо на душе! И в гости не сходишь – все на работе, и к себе не позовешь – все по той же причине, что звать некого. Вот и получается, что от этого мартовского отпуска в жизни у Альки – никакой радости, а только одна сплошная печаль!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12