Она была единственным ребенком Рональда Жилетта, который унаследовал отцовский кураж. Лили и Кайл тоже были на многих семейных фотографиях, но объектив словно притягивало к Эндрю, и Никки не понимала почему: то ли из-за фотогеничности старшего брата, то ли потому, что фотограф всегда смотрел только на него.На снимках были и другие. Часто мелькал Клифф Зиберт, они с Эндрю гримасничали и строили рожи объективу, а заодно и Никки. В конце появилась Симона — она либо смеялась с Никки, либо обнималась с Эндрю. Ошеломительная пара; они так любили друг друга.Или так казалось.Потому что все это было ложью. Эндрю порвал с ней.— Ты делаешь из мухи слона, — прошептала Никки, поняв, что засыпает на ходу. Но все-таки продолжала переворачивать страницы. Вот уже и снимки колледжа, летние каникулы, в том числе и ее первая настоящая работа в «Сентинел». Вот фото Никки и Шона; они обнимают друг друга за талию, в волосах играет ветер, они стоят на песчаной дюне, трава касается их босых ног. Шон тогда выглядел моложе, лицо чисто выбрито, улыбка более мальчишеская и невинная, но он был подтянутым и сильным, собирался идти на флот и, похоже, уже крутил роман с другой. Интересно, что сейчас с той девушкой… как же ее звали? Синди какая-то там. Она жила не в Саванне, и Никки не знала, что с ней случилось, хотя ее это не интересовало настолько, чтобы принять предложение Шона выпить стаканчик или еще как-нибудь пересечься. Тогда был сложный период в ее жизни; не только Шон ее бросил — она чуть не испортила себе карьеру и не разрушила репутацию отца, все из-за дела Лироя Шевалье. Ей не хотелось думать о Шевалье, который зверски уничтожил семью — семью своей любовницы. И вот он на свободе… не из-за Никки, конечно, а благодаря технологиям, которые пришли в криминалистику: по итогам теста на ДНК выяснилось, что убийцей мог быть кто-то другой, так что обвинение против Лироя Шевалье было не так обоснованно, как предполагалось вначале.Никки вздрогнула. Она вспомнила безжизненные глаза Шевалье, когда он сидел на скамье подсудимых, не выдавая никаких эмоций, даже когда фотографии его любовницы и двух ее убитых детей предъявили присяжным. Даже когда один выживший ребенок давал показания и демонстрировал свои жуткие раны.И вот он отбыл всего несколько лет из своего пожизненного заключения. Такое вот правосудие.Она снова начала переворачивать страницы. Больше фотографий Шона Хока не было, да и Эндрю тоже внезапно исчез. На оставшихся нескольких снимках лица перед камерой перестали светиться; улыбки казались натянутыми, настроение — кислым.Никки сохранила карточку с похорон Эндрю; поблекшая, она тоже лежала в альбоме. Как жестоко, подумала она, взяв ее в руки; несколько строк о его блестящей, но короткой жизни. Горечь охватила ее, как и всегда, когда она задумывалась о трагическом конце его жизни. Какая потеря. Она смяла проклятую карточку в кулаке и положила в сумочку: не выкидывать же в мусор, мать все равно найдет.Пол в коридоре заскрипел, и Никки услышала, как покашливает отец. Она торопливо засунула альбом обратно в ящик и обернулась, как раз когда силуэт Большого Рона возник в дверях на фоне коридора. В руке он держал пистолет.У нее едва не остановилось сердце.— Я подумал, что тебе может понадобиться, — сказал он, зайдя в комнату.— Пистолет? Зачем мне пистолет?— Чтобы защитить себя. — Он протянул ей «кольт» мелкого калибра.— Он заряжен? — Да.— Черт возьми, папа, это опасно.— Он на предохранителе, случайно не выстрелит.— Да уж надеюсь. Папа, может, не стоит? Да нет, точно не стоит! У меня ведь нет даже разрешения на оружие.— Ты умеешь стрелять. — Он положил ее пальцы на рукоятку пистолета, и холодный металл оказался удивительно знакомым на ощупь. — Умела, во всяком случае. Я брал тебя стрелять по птицам. И ты хорошо стреляла.— Это было сто лет назад. И из ружья. Он хохотнул:— Не делай меня старше, чем я есть. Кстати, я ведь брал тебя стрелять по мишеням. Из пистолета.— Папа, но я не люблю оружия. Я не собираюсь бегать по городу с заряженным револьвером в сумочке или в ножной кобуре, как у тебя.Он широко улыбнулся, и морщины прорезали его лицо.— Должен признаться, что у меня в сумке оружия нет. Обещай, что ты этого не напечатаешь.— Очень смешно.— Ничего смешного, Петард очка, — сказал он, снова посерьезнев. — Дело Гробокопателя — не шутка. Оставь себе пистолет, или давай я поищу тебе что-нибудь более подходящее.— Нет уж, спасибо. — Она представила, как отец предлагает ей автомат с магазином или вообще пояс с оружием, какие носят злодеи в спагетти-вестернах, которые он любит смотреть. — Этот вполне подойдет, только давай его разрядим. — Она вынула пули и высыпала их в карман.— А что ты будешь делать, когда на тебя нападут? Бить пистолетом, что ли?— Давай надеяться, что до этого не дойдет. — Пистолет внезапно потяжелел.— Мне будет спокойнее спать, если я знаю, что ты можешь себя защитить. — Он снова улыбнулся, на этот раз слабо. — Будь осторожна, Николь. Мы с твоей матерью… мы любим тебя и не хотим, черт побери, тебя потерять.У нее запершило в горле и выступили слезы, когда он по-медвежьи обнял ее. От него, как всегда, пахло сигарами и виски — сочетание запахов, которое она помнила с детства.— Я тоже люблю тебя, папа.— Вот и умница. — Отпустив ее, он вышел в коридор, и ступеньки заскрипели под его весом, когда он спускался к себе.Никки села на кровати, держа в руке незаряженный пистолет. Ей это не нравилось, она вообще категорически была против оружия, но раз уж Гробокопатель проник в ее квартиру, ей действительно нужна защита.Она положила «кольт» в сумочку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118