И потом, я тогда только-только родила…Нэш вспомнил день своего освобождения из тюрьмы. Серый зимний день. Его отвезли на станцию, вручили ему билет на поезд до Чикаго плюс триста долларов наличными и отпустили. Это был не самый радостный день в его жизни.— А потом, уже позже, я пыталась тебя разыскать.— Да ладно, забудь. — Нэш не хотел слышать виноватые нотки в голосе бывшей жены. — Я сам не хотел, чтобы меня нашли. — Проделать фокус с исчезновением оказалось совсем нетрудно. — Морин?— Да?— То, что у нас когда-то было… Все-таки это было здорово, правда?Он услышал, как она судорожно вздохнула на том конце провода, и пожалел о своих словах. Ему вовсе не хотелось ее расстраивать.— Да, — ответила она наконец срывающимся голосом. — Это было здорово. Чертовски здорово. Можно сказать, почти идеально.Нэш перевел дух. Он и сам так думал. Так ему все и вспоминалось. Но иногда память играет с человеком злые шутки.— Ты уже нарядила рождественскую елку? — спросил он, чтобы выбраться из зыбкой трясины воспоминаний на более твердую почву. — Я помню, как ты всегда настаивала на настоящей елке, не синтетической.— Да, — подтвердила Морин. Его слова дали ей время опомниться и прийти в себя. — Я помню, как ты любил Рождество. Ты становился совершенно неуправляемым. Прямо как ребенок.Он улыбнулся:— Помнишь наш первый Сочельник? Как мы уснули прямо под елкой?— Мы были так молоды…Это было слишком интимное воспоминание. Он незаконно пересек границу и вступил в запретную зону, куда ему хода не было.— Да, мы были молоды. Извини, мне пора:— Погоди… Алло, Кристиан?— Да?— Я должна тебе кое-что сказать. Он ждал.— Я тогда сказала тебе, что ты поступил неправильно, что из-за тебя кошмар стал еще более невыносимым. — Слова давались ей с трудом, голос напоминал тонкую пружину, которая с каждой секундой закручивалась все туже. — Мне очень жаль, — сказала Морин. — Я была так зла на тебя. Ты предал все, что у нас было, предал меня… бросил, когда я больше всего в тебе нуждалась. — Пружина лопнула, и страх, гнев, боль, чувство вины — все выплеснулось наружу. — Я тебя тогда ненавидела. За то, что ты меня бросил. Но теперь я понимаю, что была не права. Это, конечно, не оправдание, но я обезумела от горя. — Голос у нее задрожал. — Наша девочка… погибла. Да еще такой страшной смертью. — Морин умолкла, и Нэш понял, что она плачет. Он услышал, как она сморкается, всхлипывает. Он ждал, прислушиваясь. — Я хочу тебе сказать, что ты поступил правильно, — вновь заговорила Морин, справившись наконец с собой. — Ты меня слышишь? Ты сделал то, что должен был делать. И они не имели права сажать тебя за это в тюрьму. Они должны были дать тебе медаль, черт бы их побрал!— Не делай из меня того, кем я не был, — вздохнул Нэш. Ему было ужасно тяжело. Разговор с Морин разбередил старые раны. — Медали дают героям.— Да, — сказала она уже спокойно, от недавней истерики не осталось и следа. — Да, я знаю. Послушай, Кристиан, я все сохранила. Ее детские вещи. Школьные фотографии. Ее любимые игрушки. Когда ты будешь готов… если ты когда-нибудь захочешь…Сам не зная как, Нэш сумел попрощаться с Морин. Сам не зная как, сумел правильно положить трубку на рычаг. Потом он уронил голову на скрещенные руки и впервые за последние двенадцать лет зарыдал. 13 Колокольчик над входом в магазин звякнул. Тяжелая стеклянная дверь закрылась, но ледяной ветер, задувавший с озера, мгновенно наполнил помещение, принеся с собой Нэша Одюбона. Он стоял у порога, все еще ссутулившись, чтобы защититься от ветра.16.30, уже почти стемнело, и пора закрывать. За спиной у Нэша заходящее солнце бросало оранжевые отсветы на расписанное ледяными узорами окно.Сара не ожидала увидеть его еще раз и даже сказала себе, что так будет лучше. Но если бы она знала, что он появится, у нее был бы шанс подготовиться, придумать, что надо сказать. Его неожиданное появление повергло ее в растерянность. В голове у Сары царил сумбур.Прошло девять дней с того рокового вечера, когда она выставила себя круглой дурой у него в кабинете, и с каждым проходящим днем воспоминание о той нелепой сцене становилось все более унизительным. Ей хотелось стереть этот вечер из своей памяти, но он засел в голове как гвоздь, и пережитое унижение со временем принимало все более грандиозные размеры.Сара молча смотрела, как Нэш снимает свою вязаную шапочку, проводит обеими руками по длинным, спутавшимся волосам, убирая их с лица, и вновь водружает шапочку на голову. Опустив взгляд, она заметила, что свои обычные кроссовки он сменил на ботинки.Нэш улыбнулся ей скуповатой улыбкой — только уголками рта.— Привет.— Привет.Фамильярное приветствие. Во всей этой встрече чувствовалась неловкость, возникающая между людьми, связанными неким интимным секретом. Чужие друг другу, они тем не менее лежали в одной постели, соприкасались обнаженными телами.— Подвезти вас до дому? — тихо спросил Нэш. “Не искушай меня. Бога ради, не искушай меня”, — мысленно взмолилась Сара.— Я не могу.— Это ваш вечный ответ на все вопросы? “Я не могу”?“Почти что вечный”, — призналась себе Сара с знакомым чувством самоуничижения. Она опустила взгляд на свои руки.— Я не могу.Голос у нее был мертвый.Нэш подошел ближе — так близко, что она ощутила холод, исходящий от его промерзшей на ветру куртки. Он заглянул ей в глаза, и она почувствовала, что ее решимость слабеет.Он взял ее стиснутые в кулачки руки в свои, загрубевшими пальцами потер побелевшие от напряжения костяшки, заставил их разжаться. Зачем он пришел? Она ведь уже недвусмысленно продемонстрировала, что не может дать ему то, чего он от нее добивается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91