— послышался из коридора голос Зои. Сняв босоножки, она прошлёпала к нему в кабинет и устало опустилась на диван, вытянув смуглые ноги в пятнах от морской соли.
— Настоящий ад. — Зоя сбросила с головы панаму, которая превращала её в девочку. — Почему ты ничего не спрашиваешь о ребятах? — Раскрасневшаяся от жары, она смотрела с выжидательным вопросом.
— А что с ними может случиться? — раздражённо спросил он, запихивая тетрадь в бумаги на столе.
— Как что? — Её веснушчатое, округлившееся после родов лицо возмущённо дёрнулось. — Они могут расквасить носы, сломать руки ноги, в конце-концов утонуть. Вожатая лагеря пожаловалась, что вчера их отряд устроил забастовку из-за того, что отменили поездку на Южный Берег. И зачинщики этого бунта — наши дети!
— В чем же он выразился?
— Они пролежали на пляже, не двигаясь, четыре часа и обгорели, как черти.
— Сумасшедшие! Такое солнце!
— Вот именно, — тряхнула она жиденькими белыми кудряшками.
«Как её называла Ирма? — стал припоминать он. — Кажется, Линейкой. Сейчас дала бы другое прозвище».
— Знаешь, кто приехал в город? — спросил он.
— Говорят, группа медиков из Латинской Америки. На въезде висит плакат с приветствием на испанском языке.
— В Интернополе Ирма. С больной дочерью.
— Какая Ирма? — Зоя потёрла лоб. — Ах, Ирма! — Она вскочила с дивана. — А что с её дочкой? Ирма приехала с мужем? Где остановилась? — посыпались вопросы, и, не дождавшись ответа, она забегала, закружилась по комнате. — Непременно надо пригласить их в гости. Знаешь, вот сейчас, сей миг, я полюбила Ирму за то, что ты когда-то встречался с ней. Она же терпеть меня не могла и за глаза обзывала…
— Линейкой.
— Что? Ах да, — её круглое лицо сморщилось, но, спохватившись, обрело спокойствие.
«Я ничего не скажу ей, — решил Буков. — Она болтлива, сентиментальна, и эта история через день станет известна всему городу. Правда, она может сделать и так, что я буду выглядеть героем, но все же ни к чему эти слухи.
А Зоя уже суетилась на кухне, откуда слышалась её взбалмошная скороговорка:
— Батюшки, в холодильнике-то пустота! Гости нагрянут, а подать нечего. Все сама да сама… Надоело.
Голос её вдруг оборвался, она вошла в комнату, молча уткнулась Букову в плечо.
— Мне почему-то тревожно, — сказала она шёпотом. — Ты не думай, я тебя нисколечки не ревную к Ирме.
— У неё дочь парализована. Привезла на лечение.
— Как? Совсем лежит? Последствия «БД»? — Зоины глаза расширились, в них мелькнул страх.
— Да.
— Боже мой. — Она облизнула пересохшие губы. — Только подумать: ведь такое могло быть и у нас, и даже удвоенное… — Она опять прижалась к нему, и он ощутил, как она судорожно вздрогнула. — Боже мой, — повторила она. — Ты знаешь, мне поначалу казалось, что я не выдержу всего этого. Когда мы переехали в Интернополь, каждый день был наполнен переживаниями. Ну ладно, взрослые, но когда видишь детей, которые не могут ни бегать, ни прыгать, ни ходить… К этому невозможно привыкнуть. Иногда хочется бежать отсюда. Думаешь, зачем я запретила Юрке и Лене приходить ко мне на работу? Не для того, чтобы они не встречались с этой болью, — её можно увидеть и на улице. Невыносимо ловить взгляды родителей, приехавших на свидание к санаторцам. Как они смотрят на наших ребят! Я чувствую себя без вины виноватой. И вот теперь у Ирмы… Она знает, что твоя жена — я?
— Кажется, ещё нет.
Он погладил её по голове, с досадой поймав себя на фальши этого жеста, — сочувствие Зои ничего не вызвало в нем. Что её слезы в сравнении со слезами Ирмы?
Отстранив жену, он сослался на занятость и заперся в кабинете.
— Теперь ты посвящена в мой самый тяжкий грех, — Радов положил на столик дужку психоконтактора и пригладил волосы. — В моем прошлом подобную исповедь можно было доверить лишь самому близкому человеку.
Лия смотрела на него со строгим вниманием, без осуждения и жалости.
— Не понимаю, — тихо сказал он. — Не понимаю твоего отношения к увиденному.
— Неужели надеялись на утешение? — В её голосе почудилась усмешка, хотя на самом деле Лия не собиралась порицать его — настолько её захватил увиденный фрагмент чужой жизни. — Лер приказал вам отдохнуть. Давайте прислушаемся к его совету. А за психоконтакт спасибо. Это было настоящее путешествие в ваше прошлое.
Но ему оказалось мало этих слов, и он грубовато отодвинул протянутый Лией антистрессорный шар. Легче всего, помяв его в пальцах, провалиться в сон. «Нет, Буков — Радов, сегодня не будет тебе поблажки», — со злостью подумал он, дивясь тому, как точно уловила его состояние Лия. Она встала, сбросила с ног сандалеты, нащупала на полу клавишу, нажала. В густеющих сумерках мягко засветился квадратный коврик посреди комнаты, превращаясь в музыкальный инструмент. Радов благодарно кивнул — его душа и впрямь требовала музыки.
Лия шагнула в центр терпситона и приготовилась к импровизации.
«Вот и ответ», — мелькнуло у Радова. Глаза его встретились со взглядом девушки. Тоненькая, грациозная, в свободно облегающем фигуру платье цвета весенней зелени, она медленно взмахнула руками и стала похожей на молодое деревце. Высокий, вибрирующий звук изливался, казалось, из самой её груди, сплёлся движениями пальцев и замер на миг в повороте шеи. Лия взмахнула головой, лёгкие светлые волосы плеснули по лицу, с ног до головы пробежала чуть заметная судорога.
Инструмент отозвался жалобным вскриком невидимых струн. Она двинулась по коврику то ли в танце, то ли в серии гимнастических упражнений, и комната наполнилась музыкальным вихрем, в котором слышались вой ветра, шум морских волн, далёкий плач ребёнка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85