Если бы убегающие крестьяне не оставили многое из уже собранного урожая позади, то римская армия оказалась бы вынуждена двигаться очень медленно из-за необходимости постоянно разыскивать продовольствие.
А так им удалось проделать весь путь за шестнадцать дней — быстрее, чем ожидали Велисарий и члены его высшего командования. Но после этого марша они начисто лишили землю всей легко собираемой еды. Попытка отступать по своим следам, будучи преследуемыми крупной вражеской армией, станет кошмаром. Большинство римских солдат никогда не доберутся домой живыми. И очень возможно, что всей армии придется сдаться.
«Сдаться» в руки малва означало провести довольно недолгий период времени в трудовом батальоне. Малва имели привычку заставлять своих пленников работать до смерти.
— Выиграть или умереть, — сказал Ситтас. — Именно так обстоят дела, независимо от того, где мы ударим по врагу в Пенджабе.
Он склонился над картой и положил обе руки на стол.
— Но я все равно думаю, что слишком рискованно отправляться внутрь развилки рек. Проблема не в отступлении, а в получении припасов по реке.
Велисарий прекрасно понял, что имеет в виду Ситтас. Чтобы добраться до римской армии, забаррикадировавшейся между Индом и Чинабом, грузовым римским судам придется плыть под огнем врага с западного берега Инда. Если же римляне поставят свои укрепления на противоположном берегу, ниже места ответвления Чинаба, то корабли с поставками смогут идти вдоль восточного берега.
Тем не менее…
Он почесал подбородок.
— Кораблям все равно придется плыть под огнем, Ситтас. Не таким серьезным, это верно, но все равно достаточным. Малва уже построили крупную крепость на западном берегу Инда, еще дальше на юг, и ты можешь быть уверен: они разместили там большие осадные орудия. Да, река значительно шире к югу от Чинаба, но не такая широкая, чтобы эти орудия не могли дострелять до противоположного берега. Поэтому независимо от того, где мы встанем, корабли с поставками, пытающиеся добраться до нас, окажутся под вражеским огнем.
Маврикий уже начал что-то говорить, но его оборвал главнокомандующий. Велисарий на протяжении этой кампании полагался во многом только на смелость. И инстинкты подсказывали ему держаться прежнего курса.
— Я принял решение. Мы воспользуемся предложением Аббу. Возьмем Уч молниеносным ударом, разобьем расположенную там маленькую армию, а затем используем их корабли, чтобы переправить нашу армию в треугольник. Мы поставим укрепления поперек треугольника, как можно ближе к острому углу, чтобы иметь достаточную концентрацию войск в том месте. Затем…
Он выпрямился.
— После этого мы будем полагаться на смелость наших катафрактов, удерживающих контратаку малва. И смелость Менандра, доставляющего провизию и боеприпасы, которые нужны нам, чтобы продержаться. Все просто.
Он обвел взглядом лица мужчин за столом, почти бросая им вызов и ожидая возражений.
Маврикий рассмеялся.
— Меня не беспокоит их смелость, командир. Просто… Эти проклятые новомодные хитрые изобретения Юстиниана лучше бы сработали, как нужно. Это все, что я могу сказать.
Ситтас, как и Маврикий, не имел склонности бросать вызов Велисарию после того, как решение принято. Поэтому, будучи отличным офицером, он перешел к конкретике.
— Если оставить проблему снабжения, положение на развилке — самое лучшее с точки зрения обороны. Мы сможем сконструировать наши полевые укрепления так, чтобы обеспечить нас путями отхода. Чем больше малва будут на нас давить, тем более узким станет фронт, когда мы отступим на юг, на острый угол треугольника. Пока мы сможем обеспечить людей достаточным количеством еды…
Внезапно он разразился смехом.
— И они потребуют многого, не думайте, что не потребуют! Ха! Греческие катафракты — к тому же половина из них аристократы — не привыкли копать траншеи. Они будут стонать и брюзжать весь день и полночи. Но пока мы хорошо их кормим, они будут работать
— У них не будет особого выбора, — фыркнул Аббу. — Даже греческие благородные господа не так глупы. Или копай, или умрешь. После того как мы переправимся через Чинаб, другой альтернативы не будет.
— Я только надеюсь, что они не станут спорить со мной о деталях, — проворчал Григорий. — У этих истощенных и исхудавших ублюдков Ситтаса — в тех редких случаях, когда они вообще думают о полевых укреплениях — мозги все еще испорчены легендами о Цезаре. Когда я в первый раз употреблю слова «бастион» и «равелин», они посмотрят на меня так, словно я сошел с ума.
Ситтас улыбнулся.
— Нет, не посмотрят, — он указал большим толстым пальцем на грудь Велисария. — Просто скажи им, что услышал эти слова от Талисмана Бога. Это для них примерно то же, что и мощи святого.
Григорий ничуть не успокоился, но Велисарий был склонен согласиться с Ситтасом. Даже из греческих знатных катафрактов печально известный консерватизм можно при случае выбить. Вдобавок к этому времени все они уже, по традиции римской армии, испытывали суеверное благоговение и уважение к таинственному Разуму Эйда.
— Если мне потребуется, я дам им взглянуть, — Рассмеялся Велисарий. — Если Эйд захочет, то может устроить ослепительное представление.
«Великолепно, — пробормотал Эйд. — Я путешествовал через просторы времени, чтобы стать диковинкой или уродцем на цирковом представлении».
Велисарий снова принялся чесать подбородок. На его лице появилась хитрая улыбка.
— Мне это нравится, — твердо сказал он. — Давайте не слишком увлекаться обсуждением армейского обеспечения. Следует также подумать и о сражении как таковом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160