Не проявляя интереса, они безучастно слушали, когда Иш пытался рассказывать, что происходит в других штатах. «Падет Рим — падет весь мир». Утром следующего дня Анн опять пила мартини и продолжала жаловаться на отсутствие даже крошки льда во всем городе Нью-Йорке. Они уговаривали его погостить еще, они даже уговаривали его остаться навсегда. Они говорили, что, без всяких сомнений, он найдет для себя в городе Нью-Йорке приличную девушку, и тогда они смогут играть в бридж вчетвером. Они были самыми милыми людьми, каких только Иш встречал где-либо после катастрофы. Но, к сожалению, он не испытывал желания оставаться с ними, даже если найдет девушку для бриджа и прочих нужд. Нет, он поедет назад, на Запад. Но стоило ему отъехать от дома, обернуться назад и увидеть их, одиноко стоящих у подъезда и машущих ему на прощание, он чуть было не вернулся остаться с ними еще немного. Они нравились ему, и Иш жалел их. И с ненавистью гнал прочь мысли, что станет с ними, когда ударят морозы, и сугробы вырастут в проходах между домами, и северный ветер, как по трубе, понесется по Бродвею. Не будет в эту зиму центрального отопления в Нью-Йорке, но будет много льда, и не придется больше пить теплое мартини. Он сомневался, смогут ли они пережить зиму, даже если сожгут в камине всю мебель. Вполне возможно, что какой-нибудь трагический случай произойдет с ними, или простуда свалит их с ног. Они были похожи на породистых коккер-спаниелей или пекинесов, некогда на концах поводков гулявших по городским улицам. Мильт и Анн — это дети города. Когда умрет город, вряд ли надолго смогут пережита они его смерть. Им придется понести жестокое наказание, которое, как он знал, природа накладывает на любой живой организм, ограничивающий свою жизнедеятельность какой-либо одной средой. Мильт и Анн — владелец ювелирного магазина и женщина, игравшая роль продавщицы духов, — они слишком хорошо приспособились к прежней жизни и никогда не научатся жить в новых условиях. Если измерять приспособляемость оставшихся в живых человеческих существ по единой шкале, они находились на противоположном конце от арканзасских негров, которые с необычайной легкостью вернулись к существованию на земле, давшей им силы выжить и продолжать жить счастливо. Улица изогнулась поворотом, и теперь он знал, что не увидит их больше никогда, даже если повернется. Теплой влагой наполнились его глаза… прощайте, Мильт и Анн. 5 Держа путь на запад, возвращаясь домой, как он называл это, Ишу порой начинало казаться что он праздный турист, ради собственного удовольствия затеявший это длинное путешествие на другой край страны. Человек и собака ехали в машине, и без счета Сменялись похожие один на другой такие покойные, безмятежные дни. Он пересек черноземные поля Восточной Пенсильвании, где колыхались темного золота колосья несжатой пшеницы и кукурузные стебли поднимались в рост человека. А когда добрался до пустынного федерального шоссе, нога сама вжалась в педаль акселератора, и он опьянел от ощущения скорости, и гнал машину вперед и вперед, даже на аккуратно огороженных каменными барьерами поворотах не сбавляя скорости, зараженный простой радостью свободы, что давало ему ощущение бешено мчащейся машины. Так он добрался до Огайо. К этому времени плиты на кухнях мотелей уже не работали — не было газа, но он уже стал владельцем двухконфорной бензиновой плитки, и она служила ему верой и правдой. Когда позволяла погода, он останавливался на опушке леса и там разводил огонь, и готовил себе пищу. Консервы, которые дарили ему открытые двери магазинов, по-прежнему составляли основу его рациона, но он не отказывал себе в удовольствии забираться за початками на кукурузные поля или приносить к своему костру овощи и фрукты, конечно, когда удавалось все это найти. Он бы еще не отказался от яиц, но бесследно исчезли курицы, словно их никогда и не было. И домашних уток он тоже не видел давно. Оставалось предполагать, что ласки, кошки и крысы начисто извели всю мелкую птицу, слишком одомашненную и потому слишком глупую, чтобы жить без защиты. Правда, однажды он слышал гортанную перекличку цесарок и два раза видел гусей, спокойно плавающих в тихой воде прудов на скотных дворах. Он подстрелил одного, но старый гусак оказался настолько жестким, что в конце концов, перепробовав и бензиновую плитку и огонь костра, Иш отчаялся приготовить из него что-нибудь съедобное. В лесу иногда попадались индейки, и, только благодаря удачному стечению обстоятельств, ему удалось подстрелить одну. Если бы Принцесса была тренирована на птиц, он бы мог попробовать охотиться на фазанов и куропаток. И хотя глупая собака постоянно исчезала в погонях за бесчисленными кроликами и зайцами, ни один из них не оказывался на расстоянии выстрела Иша. В конце он уже стал подумывать, что все эти невидимые зайцы не что иное, как плод разгоряченного собачьего воображения. На пастбищах водилось много скота, но воспоминания об однажды сыгранной роли разделывающего тушу мясника вызывали в нем отвращение, тем более что в жаркую погоду он не испытывал особой потребности в мясе. Иногда он видел совсем немногочисленные группки пасущихся овец. Когда путь его пролегал через болотистые низины, он порой чуть было не наезжал колесами пикапа на свиней, которым, видимо, доставляло громадное удовольствие разваливаться где-нибудь в тени на холодном и пустынном бетоне автострады. Тощие собаки по-прежнему бродили по заброшенным улицам городов. Он почти не видел кошек, но иногда слышал по вечерам их душераздирающие вопли и отсюда заключил, что кошки не отказались от удовольствия ночных забав.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148